«Крылья? Да на кой мне крылья?! Разве я черт?» — вскричал эксцентричный гость в сказке Эдгара По «Ангел странного».

Этот ангел «безумного Эдгара» (по выражению Набокова) сегодня спрыгнул (подобно «Желтому ангелу» Вертинского) на афишу выставки «L'ange du bizarre», открывшейся 5-го марта в Музее Орсэ. По замыслу кураторов проекта, она «призвана предъявить широкой публике черный романтизм от Гойи до Макса Эрнста».

« Des ailes ? À quoi bon, donc? Suis-je le Diable ? » — cria le visiteur excentrique dans le conte d'Edgar Poe « L'Ange du bizarre ».

Cet ange de l'« Edgar insensé » (d'après une expression de Nabokov) a atterri sur l'affiche de l'exposition « L'ange du bizarre » qui a ouvert ses portes au musée d'Orsay. Selon les responsables du projet, cette exposition « a pour objectif de présenter à un large public le romantisme noir de Goya à Max Ernst ».

Термин «черный романтизм» в 30-х годах ввёл Марио Прац, писатель и историк искусства. Так он назвал литературно-художественное течение, чьи истоки он относит аж к 80-м годам XVIII века. По мнению Праца, «черный романтизм» соотнесен со всем иррациональным, загадочным и манящим миром «по ту сторону» просвещенческого рационализма. Именно в эту эпоху в Англии впервые появились так называемые «готические романы», которые сразу же приобрели огромную популярность.

В этих готических «сказках для взрослых» творились «уж-жасные и стр-р-рашные» дела, бросающие читателей (-ниц) в сладкую дрожь! Вместе с героями плутали они в сумрачных пышных покоях, в подземельях монастырей и замков. Там, в зловещем декоруме, призраки прямо кишели, преследуя невинную жертву! На кладбище стаями бродили вампиры, а потаенные гроты скрывали обагренные кровью клады — HORROR! HORROR!! HORROR!!!

Так прогуляемся и мы по темному миру, то бишь, по выставке «Ангел странного» в музее Орсэ. Вглядимся в пряную прелесть романтического гротеска, созерцая скульптуры, картоны, картины, где вперемешку — наивная безвкусица и подлинные шедевры!

Le terme de « romantisme noir » a été introduit dans les années 30 par l'écrivain et l'historien de l'art italien, Mario Praz. C'est ainsi qu'il avait appelé le mouvement littéraire et artistique dont il attribuait les origines aux années 1780. Pour Praz, le « romantisme noir » correspond à tout un monde irrationnel, mystérieux et attirant de l'« au-delà » du rationalisme de la philosophie des Lumières. C'est à cette époque en Angleterre que le soi-disant « roman gothique » naît et obtient immédiatement une popularité immense.

Dans ces contes gothiques pour adultes, il se passait des choses « horrribles, épppouvantables », des choses donnant des frissons exquis aux lecteurs. Ils rôdaient avec les personnages dans des appartements sombres et fastueux, dans les souterrains des monastères et des châteaux. Une ambiance sinistre régnait : plein de fantômes poursuivaient une victime innocente ! Des troupes de vampire erraient dans le cimetière, les grottes secrètes cachaient des trésors baignés de sang — HORROR! HORROR!! HORROR!!!

Faisons, donc, un tour dans ce monde obscur qui est présenté à l'exposition « L'Ange du bizarre » au musée d'Orsay. Regardons de plus près le charme du grotesque romantique en contemplant des sculptures, des croquis et des peintures où le mauvais goût naïf est mélangé avec de véritables chefs-d'œuvre.

Гениальность на крови

Конечно, на выставке «Ангел странного», как и на прочих «коммерческих» выставках подобного рода, на стенах и стендах — сборная солянка, где от смешного до великого зачастую один шаг. Экспозицию открывает «Пандемониум», творение английского живописца Джона Мартина (John Martin, 1789—1854) в изящной раме из гадючьих клубочков. Этот самый «сатанинский дворец съездов» над огненной рекой — ни дать ни взять Химкинский речной вокзал!

Великий Делакруа, автор «Свободы на баррикадах», воплощает в красках исчадия ада у Данте, Мильтона, Шекспира, Гёте. Адский сонм на медиумических рисунках этого визионера кажется срисованным с натуры.

На зализанном полотне академиста Бугро (1825—1905), иллюстрирующем «Ад», Данте с Вергилием отрешенно созерцают, как дерут по-собачьи друг другу глотки озверевшие от голода грешники.

Из прежней экспозиции «Меланхолия» кураторы переместили в нынешнюю, в числе прочего, «Кошмар» англо-швейцарца Фюзели: молодая женщина мечется в постели, на ее груди смрадно ухмыляется ужастик, а из-за занавеса лезет апокалипсическая лошадиная морда

«Я не боюсь ни ведьм, ни чертей, ни привидений, ни злых духов и прочих домовых - ни одной твари, кроме человека», — писал Гойя. «Каннибалы» Гойи вместе с «Каприччос» являют собой «силовой эпицентр» всей выставки. Эти «маленькие картины», как их обычно называют, иллюстрируя «ужасы войны», символически изображают каннибалов, занятых разделкой тела только что убитого ими епископа: «гурманы» дерутся за печень и сердце прелата.

Le génial sur le sang

Bien entendu, les murs et les panneaux de l'exposition « L'Ange du bizarre », ainsi que dans toute autre exposition « commerciale », sont un fourre-tout où il y a souvent un pas du grotesque à grandiose. L'exposition débute par « Le Pandémonium », l'œuvre du peintre anglais John Martin (1789 — 1854), présentée dans un encadrement finement détaillé avec des nœuds de vipères. Il s'agit du « Palais de Satan » sur la rivière en feu, c'est à s'y méprendre la gare fluviale de Khimki.

Le grand peintre Delacroix, auteur de « La Liberté guidant le peuple », fait s'incarner en couleurs l'engeance infernale inspirée par Dante, Milton, Shakespeare, Goethe. La foule de l'enfer sur les dessins médiumniques de ce visionnaire, faits « à l'encre sur le sang », fait l'effet d'être peinte d'après nature.

Sur la peinture de Bouguereau (1825—1905) illustrant « l'Enfer » Dante et Virgile observent d'un regard égaré le combat entre deux âmes damnées qui s'égosillent comme des chiens.

Les responsables ont transféré, entre autres, une toile de la « Mélancolie », l'exposition précédente. Il s'agit du « Cauchemar » du peintre anglo-suisse Füssli : une jeune femme s'agite dans son lit avec un monstre souriant malicieusement sur la poitrine ; d'une partie du rideau, émerge la tête d'un cheval apocalyptique.

« Je n'ai pas peur des sorcières, des lutins, des apparitions, des géants vantards, des esprits malins, des farfadets, ni d'aucun autre genre de créatures hormis l'être humain. », — écrivait Goya. « Les Cannibales » et « Les Caprices » de Goya représentent le « clou de l'exposition ». La série « Les Caprices », en forme de « petites gravures », comme on les appelle habituellement, illustrent « les horreurs de la guerre ». Elles représentent symboliquement les cannibales réunis autour d'un évêque qui vient d'être tué, les « gourmands » luttant pour avoir son foie et son cœur.

Кажется, что от этих мрачных творений исходит яростный вопль с переходом в хрип, сквозь скрежет иронии над Злом прикидывающимся Добром. Они воплощают страстный протест Гойи против зверств наполеоновской армии в Испании.

Картинки с выставки

На знаменитейшей картине Жерико «Плот «Медузы»», хранящейся в Лувре, потерпевшие кораблекрушение люди от голода начинают пожирать друг друга... У Карпо «Уголин» глодает череп епископа. Есть и неожиданности вроде алебастровой «Руки дьявола» О. Родена, сжимающей жалкое тельце грешника...

Если Гойю бесила бесовщина, то Байрон и Лермонтов, наоборот, видели в Люцифере благородного бунтаря, восстающего против Бога. Но особо влюблены в гордость падшего ангела были символисты и прерафаэлиты. Их неодолимо влекли романтические руины, грозовые тучи, кладбища, а на самом деле конфликт и боль, уродство и одиночество, химеры и смерть.

Вот Смерть сардонически ухмыляется у Одилона Редона. А с афиш выставки прохожего на всех перекрестках стережет Прекрасная дама Смерть с крыльями-ножами у швейцарца Швабе. У Эжена Грассе (автора виньетки к Толковому словарю Ларусса) три ведьмы летят средь берез, а за ними по пятам следуют верные оборотни-волки... И жадно пьет рыжая вампирша кровь из шеи возлюбленного у Эдварда Мунка. Впечатлительные зрители поеживаются, глядя в выпученные глаза Медузы Горгоны, сотворенной Арнольдом Бёклином из папье-маше. Вздрагивая от возбуждения, разглядывают подростки в ирокезах и лолиты в джинсиках демонически-фатальных красавиц Моро, разнузданных ведьм Ропса вкупе с адским гризайлем Франца фон Штюка «Поцелуй Сфинкса».

Да что там говорить! Тут даже дагерротипы имеются, где ясно проступают весьма постные физиономии... призраков!

И, конечно, весьма важную часть здесь составило кино. В затемненных зальцах показывают кадры из отобранных 12 классических «фильмов ужасов». В их числе «Франкенштейн» (1931) Джеймса Уэйла, где у инферр-р-нального Бориса Карлова втулки да клепки в черепной коробке! Там же и «Фауст» (1926) гения немецкого экспрессионизма Мурнау. Здесь же и «Ревекка» Хичкока.

«Есть два вида черного: слепота невежества и мрак соблазна. Остается выбирать только между тьмой и мраком», — пишет в предисловии к каталогу Анни ле Брен, главный куратор выставки «Ангел странного». Добавим, что Анни ле Брен — сподвижница А. Бретона, входившая с 1963 г. в круг сюрреалистов вплоть до его самороспуска и ставшая впоследствии специалисткой по де Саду.

«Черный романтизм», что он такое на самом деле? Само понятие расплывчато, наподобие «Парижской школы». Здесь налицо, пожалуй, спекулятивный выбор темы. Кураторы выставки «Ангел странного» решили в очередной раз предъявить публике ходкий товар — бесовскую прелесть у гениев и у более скромных мастеров.

Что ж, приманка сработала. Очереди на выставку «Ангел странного» тянутся по будням и по выходным. Люди вообще любят заглядывать в бездну, надеясь, что она заглянет в них.

Il semble qu'un hurlement furieux ressorte de ces peintures et gravures et qui se transforme en râle à travers le grincement de l'ironie du Mal caché sous le masque du Bien. Ces œuvres incarnent la protestation ardente de Goya contre la cruauté de l'armée de Napoléon en Espagne.

Images de l'exposition

Le célèbre tableau de Géricault conservé au Louvre, « Le Radeau de la Méduse », montre les naufragés qui commencent à s'entre-dévorer afin d'apaiser leur faim. Chez Carpeaux, « Ugolin » ronge le crâne d'un évêque. Il y a également, des surprises comme l'œuvre en albâtre de Rodin « La Main du Diable » où la main serre le corps pitoyable d'un pécheur.

Si Goya faisait enrager le diable, pour Byron et Lermontov, au contraire, Lucifer était un rebelle distingué se révoltant contre Dieu. Mais c'était les symbolistes et les préraphaélites qui aimaient particulièrement l'Ange déchu. Ils étaient attirés invinciblement par les ruines romantiques, les nuées d'orage, les cimetières, ce qui était en réalité le conflit et la douleur, la laideur et la solitude, les chimères et la mort.

Voici la Mort avec un sourire sardonique peinte par Odilon Redon. La Mort du symboliste Schwabe est représentée par une belle femme aux ailes affûtées. La peinture d'Eugène Grasset, auteur de la vignette pour le dictionnaire Larousse, présente trois sorcières qui volent entre les bouleaux, poursuivies par trois fidèles loups-garous... Chez Edvard Munch une femme-vampire rousse boit le sang de son bien-aimé. Les spectateurs sensibles se recroquevillent en regardant les yeux écarquillés de la Méduse d'Arnold Böcklin, réalisée en papier mâché. Les adolescents portant des crêtes iroquoises et les lolitas en jean tressaillent d'excitation en contemplant les belles femmes fatales démoniaques de Moreau, les sorcières effrénées de Rops et « Le Baiser du Sphinx » de Franz von Stuck.

L'exposition présente aussi des daguerréotypes qui révèlent... de maigres figures des fantômes.

Le cinéma occupe également une place importante dans cette exposition. Quelques salles obscures sont destinées à la projection des douze films d'horreur classiques sélectionnés. Parmi ces films, on peut citer « Frankenstein » (1931) de James Whale, « Faust » de Friedrich Wilhelm Murnau, génie du cinéma expressionniste allemand, et « Rebecca » — le premier film américain réalisé par Alfred Hitchcock.

« Il y a deux types de noir : l'aveuglement de l'ignorance et l'obscurité de la tentation. Il ne reste qu'à choisir entre les ténèbres et l'obscurité », — écrit, dans la préface du catalogue, Annie le Brun, la principale responsable de l'exposition « L'ange du bizarre ». Il faut préciser qu'Annie le Brun, collaboratrice d'André Breton a participé aux activités du mouvement surréaliste de 1963 jusqu'à 1969, année de la dissolution du groupe. Elle est devenue par la suite spécialiste du Marquis de Sade.

Mais au fait qu'est-ce le « romantisme noir » ? Le concept est assez vague, tout comme la notion d'« école de Paris ». Dans le « romantisme noir », le choix spéculatif des sujets est flagrant. Les responsables de l'exposition « L'ange du bizarre » ont décidé à nouveau de présenter au public une marchandise qui se vend bien — le charme diabolique des génies et des peintres plus modestes.

L'appât, donc, a été efficace. L'exposition « L'ange du bizarre » attire les visiteurs en semaine et le weekend. Chacun est curieux d'entrouvrir la porte menant à l'abîme, dans l'espoir que l'obscurité jettera un regard sur nous.