Меню

Русский очевидецL'Observateur russeФранцузская газета на русском языке

Меню
четверг, 28 марта 2024
четверг, 28 марта 2024

Ахматова снова в Париже

Елена ЯКУНИНА0:42, 4 апреля 2011Зарубежная РоссияРаспечатать

В Парижской опере состоялась мировая премьера. Трехактный спектакль «Ахматова» оценила столичная публика и «Русский очевидец».

_dsc0878

Сцена из спектакля ©Elisa Haberer

Николя Жоэль, став директором Парижской оперы, первым делом заказал своему любимому композитору Бруно Мантовани оперу.  Несмотря на непозволительную для композитора молодость, Бруно заявил, что мечтает писать на трагедийную тему. Он размышлял о Второй мировой войне, а главным героем ему виделась женщина.

Либреттист Кристоф Гристи произнес имя - Ахматова. В ее имени сошлось все: война, душевная и социальная драма, взаимоотношения матери и сына. Мантовани тут же вспомнил, что на оперной сцене проблематика отцов-детей ограничивалась чаще отцами, а о непростых отношениях матери и сына давно забыли.

Чтобы сделать центральным персонажем русскую поэтессу, которую во Франции знают лишь в узких литературных кругах, нужно было внять чьему-то голосу. Национальный призыв во всем искать женщину оправдал себя даже в таком серьезном жанре. Либретто посвящено Елизавете Лионской, пианистке, благодаря которой имя Ахматовой появилось на оперной сцене.

Четыре года подхода к теме, изучение материалов эпохи, работа над партитурой и репетиции. Ставил спектакль сам Николя Жоэль.

И вот Она на сцене. Седая полная дама. В коммунальной квартире вместе с сыном Львом Гумилевым, бывшим мужем Николаем Пуниным и его новой женой Ольгой.

_dsc0477

Сцена из спектакля ©Elisa Haberer

Тягостный быт и высокая поэзия. Творец и власть. Ее упрекает Лев (тенор Атилла Кисс) за отсутствие материнских чувств, Ольга ставит на вид неспособность зарабатывать на хлеб насущный. Она все приемлет и никому не перечит. Ахматова будто бы на сцене, и ее нет среди них. Анна Андреевна на три ступени выше — в своих стихах, в своих мученьях.

На главных героях костюмы мышиного цвета, в них же одета и массовка; лишь однажды молоденькая Фаина Раневская, как неведомо откуда залетевшая райская птичка, появляется в алом пеньюаре. В сером, такое уж время, и Лидия Чуковская, единственная верная спутница, та, что понимает, как трудно быть поэтом. Ахматова в одном-единственном платье и длинной вязаной кофте величественна, как греческая жрица, и в довоенном Ленинграде, и в эвакуации, и в полуразрушенной квартире, куда она возвращается после войны.

Декорации Вольфганга Гусмана выполнены в стиле элегантного минимализма. Она сидит спиной к зрителю в белом кресле и смотрит на большой белый холст, на котором выступают мягкие линии силуэта и черное пятно пучка волос. Портрет множится на других таких же холстах, они заполняют всю сцену.

Этот портрет висит сейчас по всему Парижу. Ахматова и Модильяни, страница одной истории. Или из истории двух стран. Совпадение ли, но это было ровно сто лет назад в Париже. В углу дата — 1911 год.

Черные передвигающиеся по сцене панели — это и смена картин, и стена непонимания, и поезд, увозящий сотни эвакуированных в Ташкент, и железный занавес.

На сцене арестовывают сына, со слезами уничтожаются стихи, устраиваются очные встречи с зарубежными гостями, вымарываются из сборников неугодные строки, ибо в могучей стране должна звучать лишь лучезарная поэзия. Анна Андреевна, великолепное меццо-сопрано Янина Бешле, невыносимо страдает, но царственную поступь и гордый поворот головы отнять у нее не может никто. Янина Бешле много моложе своего персонажа, но перевоплощение произошло, и немецкая певица почти рыдала в финале. Она не могла прийти в себя и позже, когда вышла в фойе зала, где без грима ее вряд ли признала публика.

Музыка западного композитора сложна, но удивительно точно передает реалии советского времени. И звуки трагичны, как сама жизнь поэтессы.

Мрачные бас-кларнеты, резкие рожки, беспощадные тромбоны мощно рисуют страшные тридцатые, военные сороковые, опасные пятидесятые. Аккордеон, специально введенный в оркестр, напоминает о России.

Оркестр держит публику в постоянном напряжении и в последней встрече с сыном, когда Лев клянет Анну Андреевну за то, что та своровала его жизнь, и в кульминации, когда, взяв долгую музыкальную паузу, Ахматова, безмолвная, остается на сцене одна.

Что войны, что чума? — конец им виден скорый,
Им приговор почти произнесен.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречен?

Брюно Мантовани мечтал об оперной партии великой женщины. Он ее сочинил.

6 комментариев

  1. Конкурент:

    Ах, какие прелестные вещи публикуются в газете! Нехорошо хвалить главного редактора, но и удержаться трудно. Обзор, вполне достойный самой центральной печати в ряду других неслабых перьев. Интернет, наверняка, как бывало, грубо расхватает рецензию и растащит по кускам.

    Признаюсь, с опасением брался за чтение статьи: Ахматова во Франции – уже диковато, а во французской опере – совсем, казалось бы, будет неорганично. Но если в спектакле все так, как прочувствовано в обзоре, и автор не просто поэтическая рабыня Ахматовой, – а ясно, что написано понимающим и тонкокожим человеком, искренне и без комплиментарности, — что ж, надо идти смотреть. Где еще такое увидишь.

  2. Ольга Ланская:

    «...Тягостный быт и высокая поэзия. Творец и власть. Ее упрекает Лев (тенор Атилла Кисс) за отсутствие материнских чувств,Ольга ставит на вид неспособность зарабатывать на хлеб насущный. Она все приемлет и никому не перечит...»

    Она не была плохой матерью! Лев Николаевич заблуждался. Время было такое же страшное, как сейчас...

    Но как верно Вы сказали! «...Ахматова будто бы на сцене, и ее нет среди них. Анна Андреевна на три ступени выше — в своих стихах, в своих мученьях...»

    Спасибо Вам! Сердечное спасибо.

  3. Анна Филимонова:

    Присоединяюсь к комплиментам в адрес главного редактора — Леночка, Вы — как всегда на высоте — настоящая художественная критика теперь так редка!

  4. Юлия Л:

    Статья, достойная спектакля. Браво, маэстро Мантовани! Браво, Елена! Брависсимо!

  5. Вероника Лосская:

    Спасибо за отличное описание спектакля. Я его не видела, но мне кажетсюя, что все очень художественно сделано и исторически все верно

  6. Бластер:

    «Бруно Мантовани, несмотря на свою непозволительную для композитора молодость...»

    А как же Моцарт?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Отправить сообщение об ошибке
  1. (обязательно)
  2. (корректный e-mail)