Меню

Русский очевидецL'Observateur russeФранцузская газета на русском языке

Меню
понедельник, 14 октября 2024
понедельник, 14 октября 2024

Основы классического упрямства

Елена КОНДРАТЬЕВА-САЛЬГЕРО 0:31, 23 июня 2013КультураРаспечатать

Как ни мочили мы, русские, собственную репутацию, а не отсырел ещё порох в пороховницах. И пусть мы уже «не делаем ракеты» (ну, делаем, но стали скромнee) и не «покоряем Енисей» (стали мудрее), но в одной области вечных дерзаний до сих пор никуда «планете всей» от нас не деться.

Malgré les efforts persistants que nous avons l'habitude de déployer (nous, les Russes) à gâter notre réputation, il y aurait encore de la poudre sèche et prête à l'emploi dans nos canons. Et même si nous sommes devenus aujourd'hui plus discrets quant à nos fusées et plus humbles quant au détournement des fleuves (jadis, « grandiose »), il existe un domaine de perfectionnement éternel où la planète entière nous suit, à ce jour.

vaganova-1

А. Ваганова | A.Vaganova. Photo: Elena Kondratieva-Salgueiro

И Аристотель не соврал: познание и впрямь начинается с удивления. А я никогда ещё так не удивлялась, как на концерте скромной французской балетной школы JCDM, где целый учебный год моя семилетняя дочь дрыгала ногами не в такт и умудрялась переболтнуться с подружкой между двумя арабесками. Любопытным родителям, стукающимся лбами перед незаконной щелью в дверях («Просьба не входить в зал во время урока») время от времени перепадало видение трогательной неуклюжести своих и чужих потомков в общей композиции типа «кто в лес, кто по дрова». Меня также удивляло, что дети в группе были очень разных параметров: от худышек до толстушек с промежуточными вариантами. Всё это в гала-концерте на сцене старинного муниципального театра представить себе без здорового скепсиса я не могла. Поэтому моё «громом поражение» на торжественном спектакле мне стало поделом. Утирая непрошеную слезу и захлёбываясь восклицательно-вопросительными эмоциями, я несвязно выразила свои восторги чудесному хореографу, Сандрин де Мельместер, и получила в ответ интереснoe замечание о том, что самая важная часть тела балерины — голова. И если именно этот элемент в определённой последовательности наполнить необходимой информацией, всё остальное приложится само собой.

Aristote n'a pas menti : la connaissance commence avec l'étonnement. Pour ma part, je n'ai jamais été étonnée autant qu'au grand spectacle dans une modeste école de danse « Compagnie JCDM ». Durant de longs mois, ma fille de sept ans y avait fait des galipettes hors du rythme, poussant à l'extrême l'habileté du bavardage avec une copine, entre deux arabesques. Des parents curieux qui se cognaient le front dans l'entrebâillement interdit de la porte (« Prière de ne pas entrer dans la salle pendant la leçon ! ») arrivaient parfois à être récompensés avec une vision furtive de leur progéniture, dans une composition pittoresque du genre « mêlée générale hors piste »...J'étais également surprise de constater que les enfants dans le groupe étaient de constitutions totalement différentes : des maladroitement chétives aux franchement potelées, avec des variantes intermédiaires de toutes tailles. Sans une bonne dose de scepticisme, je n'étais absolument pas en mesure de m'imaginer l'ensemble ci-dessus sur une scène du célèbre théâtre municipal. Raison pour laquelle je crois avoir mérité mon foudroiement lors du grand spectacle de fin d'année scolaire. Ravalant mon trop plein d'émotions, dans une onomatopée interro-exclamative, j'ai tout de même réussi à exprimer un émerveillement béat à l'excellente chorégraphe, Sandrine de Meulemeester. Je fus récompensée avec une remarque intéressante m'apprenant que la partie primordiale du corps d'une ballerine est la tête. Et si l'on remplit cet élément d'un savoir nécessaire, d'une succession d'informations échelonnées comme il se doit, tout le reste viendrait de lui-même.

 

danse-ecole-jcdm-009

В балетной школе JCDM: Сандрин,Жюли и Марго де Мельместер | Sandrine, Julie et Margaux de Meulemeester. Photo: Elena Kondratieva-Salgueiro

Оказывается, есть на свете книга, по которой можно научиться танцевать. А написанию её предшествует история о гадком утёнке, перепорхнувшем лебедей...

Дочь капельдинера Императорского Мариинского театра, Агриппину Ваганову, в балет отдали десяти лет от роду. Танец она любила самозабвенно, но ко двору не пришлась. Знаменитая  Екатерина Оттовна Вазем через год от ученицы Вагановой отказалась. «Плохие данные»: девочка угловатая, коренастая, ноги коротки, шея широка. Екатерина Оттовна любила красивые пропорции и не особенно вглядывалась в «остальное». Поэтому самого главного недостатка ученицы Вагановой она не заметила: yченица Ваганова была исключительно упряма. Ученица Ваганова хорошо усвоила две составные балетного искусства: абсолютная самокритичность и феноменальная работоспособность — до достижения желаемого результата.

А ещё она была необыкновеннo наблюдательна, что и позволило ей научиться видеть причину ошибки в суматохе жестов. Когда итальянская танцовщица Пьерина Леньяни одарила сенсацией сцену Мариинского театра, впервые открутившись на одной ноге, и балетный обиход пополнился термином «фуэте», все танцевальные классы в буквальном смысле слова немедленно полегли от восторга: ученицы и опытные балерины пытались повторить акробатику Леньяни, взмахивали, взбрыкивали и валились на бок, не удержав равновесия. И Ваганова крутилась, с ещё большей тщательностью всматривалась в движения других, что-то подмечала, пробовала, переделывала, перепробовала... Она заметила, например, что достаточно начинать движение не с центральной позиции, а слегка подав плечо вперёд, чтобы при повороте равновесие сбалансировало заключительный жест с точностью попавшей в петельку щеколды. Она заметила, что при некоторых фигурах не томно выгнутая, а напряжённо прямая спина и не висящие плетьми руки, а упругие и натянутые венчики пальцев, как раскрытое крыло, держат стойку лучше, чем до сих пор практикуемые каноны.

Может быть, суть «системы» Вагановой впервые проявилась именно тогда. А может быть, раньше, в более мелких деталях, на ежедневных экзерсисах, вглядываясь в других, как в зеркало, и отрабатывая на себе, она по крохам корректировала каждое движение, убеждаясь, что такую-то арабеску лучше начинать с такого-то жеста, а поднимать руку в такой-то вариации следует в пол-оборота, так, чтобы выступала правая лопатка, тогда финал с точностью придётся на такую-то позицию, без единого лишнего движения.

На выпускных экзаменах замечательно высокая техничность Груши Вагановой была отмечена, и её приняли в состав труппы Императорского Мариинского театра, где в кордебалете она проработает 14 лет, прежде чем выступит с сольной партией. До того её и замечали, и отмечали как непревзойдённую «царицу вариаций» — её номера в чужих бенефисах получали весьма лестную оценку критиков и профессионалов. Но царила она только в вариациях, отступая с «массовкой» вглубь сцены перед славой и красотой Кшесинской, Преображенской, Трефиловой, Марии Петипа, Павловой, Карсавиной... За великолепными спинами которых из сценических глубин она продолжала наблюдать, замечать, пробовать и переделывать. Oна суммирует всё лучшее из техники Иогансона и Чекетти, изменив последовательность некоторых движений и припочковав к ним сумасбродство Фокина...

Главный хореограф русской сцены Мариус Петипа её не любил, в дневнике писал: «...очень неудачный подбор танцовщиц, госпожа Ваганова ужасна...» После его ухода единственным препятствием в карьере Агриппины Вагановой останется её «тяжёлый характер», оберегающий ярую независимость. На статус «балерины» из «просто танцовщиц» её переведут за месяц до пенсии. Балет «Ручей», где она впервые солировала в волнах аплодисментов, стал её прощальным бенефисом. Её ждала налаженная преподавательская работа в любимом театре и устоявшаяся от страстей семейная жизнь. Даже слухи о ней поутихли и остепенились: говорили, что она «увела» из семьи женатого мужчину, отца двоих детей. Жила с ним в любви и согласии. И рождённого вне брака Александра он признал и усыновил. Теперь, наконец, всё спокойно, отболело, заслужено — и репутация, и семейное счастье. Тишь да гладь, живи да радуйся. Жизнь, как известнo, с творческой пенсией только и начинается. K концу подходит 1916 год...

31 декабря 1917 муж Вагановой А.А. Померанцев застрелился. Революция. Bоенная неразбериха. Полное неведение будущего в ужасе настоящего. Крахи финансовые и душевные. Bсё бы так страшно и безжалостно закончилось именно тогда, если бы не ужасный характер. Она была неисправимо, сногсшибательно упряма. Капитулировать не собиралась.

По мнению корифеев танцевального искусства, именно Ваганова сохранила русский балет, оставшись в России после революции. Уехали практически все, запаковав спешно собранные чемоданы и восстанавливая былой блеск по кусочкам в Европе и Америке. Строящие новый мир на разрухе и обломках старого величия большевики балет с его «голыми спинами и ногами» за искусство не посчитали. Сам Ленин собирался окончательно прикрыть этy лавочку «царских забав» и «буржуазных безделиц». C 1919, преподавая в государственном Петроградском театральном балетном училище, Ваганова удивительно тонко понимала «новую эстетику» и безошибочно выбирала средства и методы борьбы.

Решающим стал показательный концерт выпускниц в 1925, где курящe-свистящую толпу людей с винтовками в зале усмирила и покорила самая талантливая ученица, будущая прима советской сцены, Марина Семёнова. Она должна была танцевать так, чтобы «стать понятной человеку с ружьём». Ваганова научила её всему — от взмаха ресниц до движения пальцев руки. Cамое главное, она научила её делать своё дело, не глядя, как смотрят, не слушая, что говорят... В 1935 с труппой советского балета Марина Семёнова уложит к своим точёным ногам Париж, где восторженная пресса, ожидавшая увидеть нечто из серии «остатки русского балета в лапах большевиков», единодушно признает, что равных этой балерине западные анналы пока не имеют. И эта самая Марина Семёнова, ставшая уже примой Большого, всеобщей любимицей и ангелом-хранителем своей учительницы, будет ради неё «обивать пороги Лубянок» в 1937, когда в Петербурге пойдёт девятый вал на Ваганову, и многие из её бывших талантливых учениц поддержат «чистку» и подтвердят упрёки в «ужасном характере», «своевластии», скользкие замечания о том, что она была верующей и этого не скрывала. Из протокола заседания ответ самой Вагановой на выслушанные обвинения: «Характер у меня, может быть, как тут выражались, ужасный. Но мне кажется, что без чувства власти даже известной дисциплины не проведёшь. Мягкотелые, приятные люди дисциплины не введут».

Её всё-таки не тронули, и ей было 55 лет, когда она окончательно «ввела» собственную дисциплину в мировой обиход: «Основы классического танца» — та самая книга, по которой до сих пор учится балету «планета вся». Где систематизированы все возможные способы русской балетной школы по годам обучения. Но и это не всё. Ещё в годы революции Ваганова понимала, что сохранить русский балет возможно, лишь сохранив репертуар. Поэтому с «новой эстетикой» боролась умно и искусно. Вернула на сцену «Шопениану» с хореографией Фокина. Была первая, кто решил внести изменения в хореографию Петипа и Льва Иванова в «Лебедином озере»: убрала эпизоды пантомимы, заменив их танцем, но так ювелирно, что оригинальная версия не только не пострадала, но и получила новый блеск. Многие постановки этого балета используют вагановскую «встречy Одетты и Принца», хоть в программкax упоминается только Петипа.

Ещё одно начинание Вагановой, увы, не сохранилось до наших дней: она создала «класс усовершенствования балерин», где знаменитейшие и блистательные исправляли ошибки и выслушивали едкие замечания, оберегавшие их от удовлетворения собой.

Её обвиняли в том, что она «снимает сливки» с работы других педагогов, абсолютным чутьём отбирая лучших балерин и формируя из них превосходных. Загвоздка в том, что все отобранные Вагановой балерины были настолько разных физических данных — рост, подъемы, габариты, худоба или даже некоторая дородность, что очевидeн отбор исключительно по принципам харизмы, таланта и интеллекта. Кто же, простите, захочет учить бездарностей? Сама она заявляла, что главным считает умение думать и работать, а единственным недостатком — отсутствие индивидуальности. Bсё остальное можно перекроить в достоинство. Вся её «система» нацелена на то, чтобы раскрыть индивидуальность совершенно разных фактур.

...В зале старинного французского театра, провожая растроганным взглядом эти «разные фактуры», от радостных коротышек до цаплеобразных, ещё нескладных, не знающих, куда девать руки, с заплетающимися ногами девчушек, я ловила себя на мысли, как хочется из зрительских глубин всмотреться и вдруг угадать, у которой из них окажется достаточно «ужасный характер», чтобы получилась Дудинская, Уланова, Вечеслова, Плисецкая, Колпакова? И ведь ничего этого я бы так и не узнала, если б вовремя не удивилась...

Блестящая (не только золотом волос!) балерина и хореограф Сандрин де Мельместер для своей школы безоговорочно «выбрала Вагановy» и обеих дочерей, превосходных балерин, выучила именно по её системе: «Русская школа, школа Вагановой, это самая замечательная пластика и техничность, которая только может существовать в танце. Она почти каждому даёт шанс попытаться стать лебедем...»

Почти каждому. Конечно, если вовремя начать и неустанно работать. Но не только. Не все сказки заканчиваются сольной партией на сценe славного театра. Вспоминается «пируэт» Плисецкой (ещё один «ужасный характер» русского балета!) в одном из интервью:

«Для всякой женщины очень важно иметь голову на плечах. Но для балерины особенно важно, чтобы голова эта... (здесь она сделала неописуемой грации поворот с профиля на фас, как учила незабвенная Ваганова, и закончила)... всё-таки была на шее!..»

Il se trouve qu'il existe au monde un livre qui vous apprend à danser. Et l'histoire d'un vilain petit canard qui vola plus haut que les cygnes précède son écriture...


La fille d'un ouvreur de loges du Théâtre Impérial Mariinski avait dix ans quand elle fut mise en apprentissage dans l'école de ballet. Agrippina Vaganova aimait la danse passionnément, mais y essuya un accueil plutôt froid. La célèbre Ekaterina Vazem renvoya l'élève Vaganova au bout d'un an. « Physique inadéquat» : la fillette était gauche, courtaude, des jambes trop courtes, un cou trop large. Ekaterina Vazem aimait de belles proportions et ne prêtait guère attention au reste. Ce qui fit  qu'elle ne remarqua point le défaut principal de l'élève Vaganova : l'élève Vaganova était têtue au-delà de toute mesure. L'élève Vaganova avait bien retenu et assimilé les deux principes fondamentaux de l'art du ballet : l'autocritique absolue et la capacité de travail phénoménale, envers et contre tout, jusqu'à l'obtention du résultat désiré.


Elle était également observatrice hors paire, ce qui lui permettait de discerner l'erreur dans la mêlée de gestes. Quand la danseuse italienne Pierina Legnani offrit la sensation au Théâtre Mariinski en inaugurant le mouvement et le terme de « fouetté », toutes les classes de danse se couchèrent dans l'extase au sens propre : les élèves et les professionnelles tentaient de reproduire l'acrobatie de la Legnani, tournaient en levant la jambe et tombaient sur le côté, perdant l'équilibre. Vaganova faisait comme les autres, scrutant chaque mouvement des voisines et son propre reflet dans le miroir, re-essayait en modifiant la hauteur des bras, en rectifiant l'inclinaison du torse...Elle remarqua par exemple, qu'il suffisait de commencer non dans une position « centrale », mais en sortant légèrement l'épaule en avant, pour qu'au tour complet la figure soit conclue avec une précision extrême et un équilibre aucunement ébranlé. Elle remarqua, par ailleurs, que l'on réussit nettement mieux certains gestes avec un dos bien droit et non courbé de manière languissante ou que les bras fermes et tendus comme ceci permettent de mieux maintenir telle ou telle position, comme cela...


Il est probable que l'essence même du « système Vaganova » germât juste à cette époque. Où fût-ce antérieur et remontait aux exercices quotidiens, où elle expérimentait sur elle-même chaque bribe saisie dans le miroir, dans les mouvements des autres, quand elle apportait une correction, retentait le coup, rectifiait encore, découvrant qu'une telle arabesque était mieux réussie si l'on commençait par un léger penchement en avant, de sorte que l'omoplate soit visible par quiconque vous regarde en face...Un petit détail qui assurait la précision absolue du mouvement final, sans un seul geste de trop.


La technique exceptionnellement perfectionnée de Grousha Vaganova la fit remarquer et lui valut l'engagement dans la troupe du Théâtre Mariinski. Elle fera partie du « corps de ballet » durant 14 ans, avant de se produire en solo pour la première fois. Entre-temps, on lui discerne le titre honorifique de « reine des variations » et ses numéros dans des galas des autres sont très hautement prisés par les professionnels et les critiques. Elle régnait dans les variations et reculait, par ailleurs, jusqu'au fond de la scène, devant la gloire et la beauté de Kshesinskaya, Preobrajenskaya, Tréfilova, Marie Petipa, Pavlova, Karsavina...Derrière de magnifiques dos de ces valeurs sures du ballet russe, elle continuait à observer, à remarquer, à tenter l'expérience et à modifier de nouveau. Elle réunit ce qu'il y avait de meilleur dans les techniques de Johansson et Cecchetti, ayant changé la succession de certains mouvements et y ayant rajouté la folie créatrice de  Fokine.


Le chorégraphe principal de la scène russe d'alors, Marius Petipa ne l'aimait pas et écrivait dans son journal intime : « ...la sélection des danseuses est très maladroite, madame Vaganova, elle, est carrément horrible... » Après le départ de Petipa, le seul handicap à la carrière de Vaganova restera son « horrible caractère» qui protégeait farouchement son indépendance. C'est seulement un mois avant la retraite que lui sera accordé le statut de « ballerine », après celui, jusque là, de simple « danseuse ». Le ballet « Le ruisseau » où pour la première fois elle dansa en vedette fut son gala d'adieu. Un parcours bien huilé d'enseignante dans son théâtre tant aimé et une vie de famille enfin rangée l'attendaient. Même des on-dit à son propos s'atténuèrent et commencèrent à se dissiper devant la grandeur de sa réputation professionnelle. On disait qu'elle avait ruiné la famille d'un homme marié, père de deux enfants. Qu'elle vivait avec lui dans l'amour et la concorde, même si hors mariage. Mais qu'il reconnut le petit Alexandre, né de leur passion. Tout était réglé désormais, les plaies guéries, la paix méritée. Il est bien connu que la vie d'artiste ne fait que commencer avec la retraite. L'année 1916 touche à sa fin...

Le 31 décembre 1917, le mari de Vaganova, A.A.Pomerantsev se tue à coup de revolver. Révolution. Désordre militaire. Une totale opacité du futur dans l'horreur du présent. Crises financières et psychiques. Et tout se serait très certainement terminé alors, n'était-ce son incorrigible mauvais caractère. Elle était extraordinairement têtue, elle était têtue de manière époustouflante. Elle n'avait pas la moindre intention de capituler.


Les coryphées de l'art du théâtre s'accordent à dire que ce fut elle qui sauva le ballet russe en restant au pays, après la Révolution. Presque tout le monde avait émigré, jetant la gloire d'autrefois dans les valises remplies à la hâte, pour tenter de reconstituer la splendeur perdue en Europe ou en Amérique. Les bolchéviks qui construisaient « le nouveau monde » sur les ruines de la vieille grandeur, au premier abord, ne reconnurent pas le ballet en tant qu'art à part entière. Lénine lui-même s'apprêtait à fermer cette boutique des « passe-temps des tzars » et des « babioles bourgeoises ». Vaganova, qui enseignait à l'école théâtrale de la danse de Pétrograde (que devint St-Petersbourg), saisissait la « nouvelle esthétique » avec une justesse étonnante et choisissait les méthodes de lutte les mieux adaptées.


Le gala concert des élèves de la promotion 1925 s'avéra décisif. Dans la salle, une foule de « gens avec les fusils » qui fumaient et lançaient à haute voix des répliques désobligeantes. Ce public fut dompté et conquis par la ballerine d'un talent hors paire, la future étoile de la scène soviétique, Marina Sémionova. Elle devait danser de sorte à devenir « compréhensible » à l'homme au fusil. Vaganova lui apprit tout : d'un battement de cils, au moindre mouvement des doigts. Elle lui apprit le primordial : faire ce qu'elle avait à faire, sans se soucier du comment on la regarde et sans écouter ce qu'on dit à son propos...En 1935, Marina Sémionova mettra Paris à ses pieds parfaits et la presse élogieuse qui s'était attendue à voir quelque chose du genre « les restes du ballet russe dans les pattes des bolchéviks » admettra unanimement que cette danseuse n'a pas encore son égale en occident. Cette même Marina Sémionova, devenue la vedette du Bolshoy, la « danseuse adorée du peuple » et l'ange gardien de sa professeur usera ses nerfs et ses souliers devant les portes des responsables de la Loubianka en 1937, quand le tsounami répressif se dirigera droit sur Vaganova et nombreuses seront celles de ses élèves talentueuses qui approuveront les purges, appuyant les accusations de « mauvais caractère », « d'usurpation de pouvoir » et de furtives allusions visant à glisser dans les oreilles de qui se doit, qu'elle  était croyante et ne le cachait pas. La réponse de Vaganova aux « reproches » formulés durant la réunion officielle (extrait du procès-verbal) : « J'ai probablement, comme on vient de le dire ici, un horrible caractère. Mais il me semble que sans une certaine autorité on ne pourra avancer dans aucun domaine. Des gens doux et agréables ne sauront établir une discipline ».


Elle fut épargnée et avait 55 ans quand elle put enfin introduire sa propre discipline au niveau mondial : « Principes fondamentaux de la danse » est ce même livre dont se sert la planète entière pour apprendre à danser. Où sont érigées en système toutes les méthodes de l'école de ballet russe, selon les années d'avancement. Et ce n'est pas tout. Dès le début du chaos de la Révolution, Vaganova avait compris que conserver le ballet russe n'était possible que si le répertoire était également conservé. Raison pour laquelle elle combattit « la nouvelle esthétique » intelligemment et de manière virtuose. C'est elle qui ramena sur scène « Chopéniane » avec la chorégraphie de Fokine. C'est elle la première qui décida de modifier la chorégraphie de Petipa et de Lev Ivanov dans « Le lac des Cygnes » : elle remplaça les scènes de pantomime par la danse et elle le fit avec aisance et le goût d'un bijoutier, de sorte que non seulement la version originale n'en souffrit point, mais elle gagna en brio. Beaucoup de mises en scène aujourd'hui utilisent la « version Vaganova » de la rencontre d'Odette et du Prince, sans pour autant joindre ce nom à celui de Petipa sur les affiches.


Une autre invention de Vaganova ne dura hélas pas jusqu'à nos jours : elle avait fondée une « classe de perfectionnement des ballerines », où les meilleures et les plus célèbres essuyaient des remarques acides mais pertinentes qui les empêchaient de s'enfoncer dans l'erreur et les gardaient bien de l'autosatisfaction...

On l'accusait d'écrémer le travail des autres professeurs de danse, en choisissant les meilleures élèves, grâce à son flair infaillible, et en faisant des ballerines parfaites de ces meilleures. Le hic est que toutes les danseuses sélectionnées par Vaganova étaient de types physiques tellement différents — la taille, la corpulence, la plasticité — que devient évident le choix sur les principes de charisme, de talent et d'intellect. Qui en effet voudrait enseigner aux médiocrités ? Elle-même déclarait qu'elle tenait pour le plus important les « capacités de réflexion et de travail » et pour le seul défaut -l'absence d'individualité. Tout le reste, disait-elle, peut être re-façonné en avantages. Tout son « système » vise à révéler l'individualité des physiques différents.


...Dans la salle du très ancien théâtre français, suivant du regard ses « physiques différents » : des petites courtaudes joyeuses, des grandes bringues aux allures de hérons maladroits, ne sachant pas quoi faire avec leurs mains, en emmêlant leurs pieds et jambes — je me surpris à penser du fond des ténèbres du public, comme je voudrais scruter la scène et deviner soudainement laquelle d'entre elles aura un caractère suffisamment « horrible » pour devenir une nouvelle Doudinskaya, Oulanova, Vecheslova, Plisetskaya, Kolpakova ? Moi-même, je n'aurais rien appris de tout cela, si je ne m'étais pas étonnée à temps.


La brillante (non seulement grâce à l'or de ses cheveux !) Sandrine de Meulemeester choisit pour son école le « système Vaganova » et forma ses deux filles, excellentes professionnelles, également selon ce système.  « L'école russe, l'école de Vaganova c'est la plasticité la plus raffinée et la technique la plus filigrane que l'on peut obtenir dans la danse. Elle donne presque à tout le monde sa chance de devenir un cygne... »

Presque à tout le monde. A condition bien entendu de commencer à temps et de travailler assidûment. Mais non seulement. Tous les contes de fées ne se terminent pas en solo sur une scène d'un grand théâtre. Ce qui me rappelle une « pirouette » de Plisetskaya (encore un « caractère horrible » du ballet russe), dans une interview :

-« Pour toute femme il est important d'avoir une tête sur les épaules. Mais pour une ballerine, il est encore plus important que cette tête... (ici elle fit un mouvement d'une grâce indescriptible, tournant de profil en face, comme l'inoubliable Vaganova lui avait appris, et elle conclut)... que cette tête soit tout de même sur un cou ! »

 

11 комментариев

  1. Анна:

    Безумно интересная статья! Огромное спасибо

  2. Жанна Д.:

    Потрясающе ! Спасибо автору и Русскому Очевидцу ! К сожалению, не так часто такое случается, но в данный момент прямо так и распирает от гордости за весь русский балет, космонавтику, ракеты и пр., а также вообще за принадлежность к великому русскому народу ! Невероятно приятно, что в отдельно взятой французской глубинке тоже чтят и опираются на традиции русской балетной школы. Спасибо за это открытие !

  3. Нина Егорова:

    Ну, наконец-то дождалась таких замечательных слов и мыслей по прекрасному поводу! Спасибо за доставленное удовольствие. Просто автор давно не возвращался к такой теме, а напрасно.

  4. H.K.M.:

    Un bien joli hommage à Vaganova et à Sandrine de Meulemeester!

    Vive l'Ecole russe de danse qui m'a déjà donné de belles émotions et vive le cours de Sandrine que j'ai pu apprécier au cours de cette année!

    Un grand merci!

  5. Афанасий:

    Прекрасно продуманное и удачно изложенное эссе. Сейчас немодно национальное самолюбование, да автор и сама, похоже, с легкой иронией относится к прошлому советскому нарциссизму. Но спасибо ей за способность изящным языком увлечь читателя своей гордостью за то, что действительно заслуживает уважения в русской культуре. Елене реально есть, что сказать.

    Грех ей только при таком владении письмом не желать избавляться от детской болезни графомании в беллетризме – переизбытка кавычек. Добрая часть закавычена явно зря – как будто автор опасается, что читатель без такого выделения не поймет акценты и подмигивания. Ну, все-таки мы не только что с дерева спустились.

    В порядке курьеза хочу привести ниже забавную подборку гуглизмов о графомании (закавычиваю, ибо это – надерганные копипасты/цитаты ). Это никак не относится к автору, но поучительно для нас - остальных, кого манит перо или клавиатура.

    — «Кавычки — для идиотов. (О закавычивании слов, употребленных в переносном значении) (Светлов Михаил Аркадьевич)».

    — «Графоманам нравится закавычивать слова, даже те и там, где кавычки не нужны по определению — этим подчёркивается тайный, глубокий смысл написанного».

    — «Впрочем, еще на первом курсе журфака я узнал, что частое употребление кавычек является одним из признаков графоманства. Вы же кавычки употребляете по делу и без дела, выводы делайте сами. И, поскольку графоманство – это болезнь, то я Вас априори прощаю».

    — «Так, вроде речь и идёт о том, что это проблемы пишущего. Причём психические. А читающим просто знак, что это можно не читать, если только не для уточнения диагноза».

    — «Аналогично другим диагнозам в этой области, графомания не возникает на пустом месте и, в принципе, поддается лечению, в том числе и медикаментозному».

    — «Графоманические тенденции нередки у сутяжных психопатов».

    — «Грань между писателем и графоманом бывает очень тонка, поскольку и тот и другой могут быть психически неуравновешенны. Вот только неуравновешенность эта разного характера и этиологии».

    — «Графомания — это болезнь, от которой страдают только окружающие пациента».

    — «Его произведения кажутся ему гениальными, более того, он совершенно искренне в это верит. Как и любой психиатрический больной, он не может разглядеть у себя признаков болезни, не может объективно оценить свой образ жизни. Именно поэтому графоманы крайне болезненно воспринимают критические высказывания относительно их творчества».

    — «Конченный графоман, правда, впадает в ярость при малейшей критике своих творений. Грозит судом, уголовным и высшим».

    — «Обращаясь к издателям, редакторам, литературным агентам, графоманы тяжело и болезненно переживают даже вежливые отказы и стараются как можно больнее обидеть человека, отказавшего в публикации. Иногда они пишут оскорбительные письма годами, правда это встречается редко».

    — «Графоман не способен воспринимать критику и требует, чтобы его произведения печатались дословно, без редактуры».

    — «В большинстве случаев у человека есть много собеседников и кроме листа бумаги. А у графомана — нет. Изначально одинокий, может быть, страдающий от заниженной самооценки или невозможности с кем-то поговорить по душам, он начинает писать».

    — «Графоман – человек, который начав писать, остановиться не может. А поскольку писать, возможно, уже и нечего, то начинает медленно и уверенно растекаться по древу».

    — «Ведь труд графомана не требует волевого усилия. Страсть к сочинительству оказывается вполне достаточной мотивацией. Любые иные внешние или внутренние стимулы оказываются излишними».

    — «Если писатель задается вопросом «А не графоман ли я?», значит, еще не все потеряно и шанс на благополучный исход весьма велик.»

  6. Kadet:

    Великолепная статья! Мне очень понравилось, как автор сумела без присущего балетным сюсюканья рассказать о великой Вагановой интересно. доходчиво и поэтично. Браво! Такими авторами «Русский очевидец» вправе гордиться. В комментариях пассажи о графоманах мне кажутся неуместными.

  7. Антон:

    Если уж заговорили о строгостях языка, то в газете не следует допускать неряшливости в указании годов. Правило простое: в русском языке (в отличие от французского или английского) к числительным, обозначающим годы, следует добавлять слова «год» и «годы»; возможно употребление сокращений «г.» и «гг.». Бывают отступления, но они носят специфический характер.

    Если же данная интересная статья приводится в авторском варианте, то этот совет адресован не редакции, а автору.

  8. Hellriegel:

    прелесть, с удовольствием прочитали.

  9. -аххахах):

    очень нравящаяся работа)

    -ностальгия?))

    интересно, как получилось сохранить речъ родной?

    ..........................................................

    о), - да тут же и критики? -действительно, - можно весьма поздравить, - с сюксессом)

    *пард0ну просим за несовершенство в низложении французского, - изучать его нынче немодно.

    ..........................................................

    «самолюбование» вагановой, да и советский «нарциссизм» - были деятельными, и результативными, - реально) фак т, - авот

    -исход - из россии - людей, образованных, с принципами, эстетичных, - оказался бесплодным.

    ...вот очень интересно - сколько десятков(?) миллионов уехали и что с ними есть сей час. и почему так.

    «беллетризм»?? - на мой скромный взгляд, - вполне себе изящная вещица, - безделица - очень мила)...

    «добрая часть» закавычена явно зря" - возможно, хм... - добрая часть? -тут очень много смеха и ассоциаций, - не хочется затмить критика...

    «гуглизм»? - нет такого слова и/или жаргонизма в русском языке, - кроме того, - одушевлять поисковик - грех).

    «копипасты» - нет тоже. и как их можно «надёргать»?? - откуда можно «надёргать копипастов» ?

    -ето же не морковка с грядок?, - у «копипасты» ни авторства, ни контекста, - ничего. - за что её(их?) «дёргать» -

    -за какие места?? , воот будь афторша мадемуазелька или свободнауа особа, - с удовольствием подёргал бы её за косички иле портфелем стукнул))

    .........................

    -а что до критикана Афонасия, - углядевшего кавычки, - вспоминается незабываемый самуил яковлевич маршак с

    «где ты была, сегодня, Киска?

    — .........

    — ........

    -видАла мышку. на ковре»

    ...и очень радует непревзойдённый юмор плисецкой о голове. которую, желательно, сохранять именно на шее)

    **...хм. ах да, — есть же жаргонизм «копипаста». — используется исключительно как диагноз какому либо набору символов, чаще в негативном ключе.

  10. Wang A:

    Encore une fois, Elena nous offre une page de la petite Histoire sans laquelle, on ne peut appréhender en conscience la Grande. C'est une belle peinture détaillée et expressive d'une figure charnière de l'art de la danse. Sans toutes ses femmes (et hommes) qui ont poussé l'exigence professionnelle et personnelle jusqu'à l'extrême, l'art du ballet n'aurait pu perdurer jusqu'à nos jours, au sein de notre société consumériste et tellement attachée au consommable acile et immédiat.

    J'ai toujours pensé qu'on entrait en danse comme on entre en religion, avec un désir d'absolu, un moral d'acier et le mépris des douleurs qui vont paver le chemin. La chair est torturée, les pieds nus d'une ballerine classique sont affreux car maltraités en permanence, mais une fois dans des chaussons... C'est une autre histoire.

    Et puis il y a cette grâce des phalènes qui poussent les corps fatigués et douloureux à épouser l'éther une fois devant les projecteurs. Les orteils qui saignent, le dos qui fait mal à crier, tout est oublié car Tepsychore doit parler par la voie du corps. Et d'où vient cette force? Du quotidien réglé comme une partition de musique: la «barre» que l'on retrouve chaque jour, (le corps ne connait pas les dimanche) Cette école d'humilité, à laquelle on revient chaque matin, face à soi, face à ses limites, où on tente chaque jour de repousser les contraintes phusiques pour atteindre l'idéal de perfection (on a toujours le nom d'un danseur ou d'une danseuse qui allume la petite lumière dans les yeux : la Pavlova, Marie Taglioni, Margot Fonteyn...).

    Merci Elena de m'avoir rappelé tout ça.

  11. Ольга:

    Очень жаль, что в такой прекрасной статье написана полная нелепость. Какие ещё «куряще — свистящие толпы» да ещё с винтовками могли быть в Мариинском театре в 1925 году ???.. Такое может и случалось году в 1918 -м, (когда Марине было 10 лет). А в сезоне 1935/36 годов Семенова выступала в Париже одна( там не было никаких других советских артистов). Она выступала в ЖИЗЕЛИ в дуэте с Сержем Лифарем

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Отправить сообщение об ошибке
  1. (обязательно)
  2. (корректный e-mail)