О книге «Закат российской эмиграции во Франции в 1940-е годы. История и память» и о проекте Музея российской эмиграции и диаспоры во Франции.

Книга в основном посвящена ряду слабо изученных сторон российской диаспоры во Франции — периоду Второй мировой войны и первым послевоенным годам. Том насыщен (может быть, даже перенасыщен) информацией. Многие факты сообщаются впервые или малоизвестны. Например, об уничтожении де Голлем эмигрантских колоний Средиземноморья — под давлением Сталина, стремящегося депортировать целиком всю старую эмиграцию, в том числе и тех, кто уже натурализовался. Или наличие во Франции ко времени ее освобождения многих тысяч советских граждан.

Большой интерес вызывает богатый материал из полицейского отчета 1948 г. о русской колонии в Париже и комментарии к нему, представленные известным специалистом по российской зарубежной истории Дмитрием Гузевичем (Париж).

В книге противоречивые сведения о генерале А.А. Власове (этот известный участник Второй мировой войны, судя по различным трактовкам пишущих о нем, по-видимому, займет в истории России место, сходное с Шамилем, о котором говорили или как о герое освободительного движения, или как об английском шпионе и враге кавказских народов). Не меньший интерес представляет информация об идеологе власовского движения Зыкове. О нем пишут и Дмитрий Гузевич (в основном в разделе «Мелетий Александрович Зыков»), и авторитетный петербургский ученый Михаил Лепехин (в статье «О первом эмигранте «второй волны» и о последнем эмигранте «первой волны» /необходимые уточнения/»).

Книга содержит множество цитат и статей из малодоступной периодики — в нашу эпоху повышенного интереса к истории эмиграции это настоящий клад.

Некоторые трактовки поражает своей оригинальностью. Например, логичное (хотя и спорное) утверждение Дм. Гузевича об отсутствии принципиальной разницы между геноцидом — уничтожением народов и социоцидом — уничтожением классов только за их социальное происхождение.

Книга представлена читателю в свете предложения организовать Музей российской эмиграции во Франции. Инициативная группа осознает грандиозность и трудность выполнения этого на первый взгляд необъятного проекта.

Уверен, что препятствия могут быть преодолены, особенно, если инициативная группа не будет замыкаться в своей работе и обратиться к наработкам специалистов по эмиграции (в современной терминологии «эмигрантоведов»), количество которых после отмены в России цензуры умножилось.

Помимо осуществимости (с моей точки зрения) предложения инициативной группы создать Музей российской диаспоры во Франции и перечисления некоторых явных достоинств книги, считаю своим долгом указать и на некоторые вещи, вызывающие сомнения и несогласие.

Так, говоря о симпатии русских эмигрантов к гитлеровцам в первые годы войны, пока не были известны их зверства, авторы пишут (с. 25), что большая часть эмиграции поддерживала нападение Германии на СССР, видя в этом поход против большевизма и продолжение гражданской войны (выделено мною. — М.П.). А на с. 44 авторы в числе выводов уже с уверенностью преподносят читателю утверждение: «вторжение германских войск 22 июня 1941 г. на территорию своего союзника по Второй мировой войне, которая началась 1 сентября 1939 г. и в которой участвовали оба государства, спровоцировало начало новой гражданской войны на территории СССР» (выделено мною. — М.П.). Думается, что такой совершенно оригинальный взгляд на 2-ю мировую войну на территории СССР, нуждается в убедительных и подробных доказательствах.

Российская диаспора как сообщество (с. 18-21) описана авторами очень кратко. Может быть, поэтому они не остановились на значительной роли в этом сообществе евреев. Между тем они составляли 1/3-¼ эмигрантов — по нашим данным, из общего числа 15 млн. эмигрировавших россиян евреев было 4,25 млн. В духовной и общественной деятельности русского Парижа евреи играли непропорционально большую роль, я бы сказал, цементировали эту диаспору.

Михаил Осоргин писал: «В культурной (и иной) деятельности российских эмигрантов первое место, лидерство и инициатива принадлежат евреям. <...> Все большие благотворительные организации в Париже и Берлине лишь потому могут помогать нуждающимся русским эмигрантам, что собирают нужные суммы среди отзывчивого еврейства».

Выдвигала евреев в первые ряды и их политическая активность. Большое количество эмигрировавших евреев были меньшевиками (так, все их лидеры, находившиеся в Берлине в 20-е гг., кроме Бориса Николаевского, были евреями; после фашизации Германии они переехали в Париж), эсерами (в эту партию входили все 5 редакторов Парижских «Современных записок» /по определению П.Н. Милюкова, «праздника нашей свободы»/, трое из которых были евреями), кадетами (Максим Винавер, редактор культурнейшего зарубежного журнала «Звено», был одним из основателей и руководителей этой партии).

Перечисляя выдающихся людей из российских эмигрантов во Франции (с. 18), авторы не упомянули Илью Фондаминского, игравшего особую роль в культурной жизни Парижа 20-30-х годов. Ему в эмиграции не было равных по кипучести и разносторонности, неутомимости и бескорыстию дел.

«Листая книгу, — писал Никита Алексеев в рецензии на биографический словарь О. Лейкинда, К. Махрова и Д. Северюхина «Художники русского зарубежья» (1999), — изумляешься количеству евреев. Этот словарь — находка для антисемита: из нее он узнает, что в этом веке чуть ли не половина знаменитых художников, выходцев из России, — эти самые...». Добавим, что синонимом Парижской школы искусств была Еврейская школа.

Особая роль русских евреев, в числе прочего, связана с их преданностью русской культуре и с отсутствием у них (сравни с украинцами, грузинами и некоторыми другими составляющими российской эмиграции) стремления к автономии в России и выходу из нее.

Несколько слов об издании и оформлении книги.

1) В введении (с. 7) говорится о книге как о первом выпуске («...мы уже в первом выпуске включили раздел публицистики» и «...редакция готова публиковать как в электронной форме, так и, затем, на страницах очередного музейно-аналитического сборника»), но ни на обложке, ни на обороте титула ничего не сказано о том, что перед читателем 1-й том, 1-й номер альманаха /сборника/ выпуска.

Естественно было бы присвоить такой серии сборников общее название, хотя бы «История и память», указанное в подзаголовке книги.

2) Корректор и литературный редактор не указаны. Может быть, их и не было? В книге встречаются опечатки, ошибки и неудачные выражения. Возможно, с меньшими требованиями можно было бы отнестись к разделу «Статьи о Музее российской эмиграции и диаспоры во Франции, опубликованные во французской интернет-газете «Русский очевидец», но, думается, некоторые ошибки необходимо исправлять и там.

3) Книга богато иллюстрирована, но удивляет разница между аккуратно подданными цветными иллюстрациями и черно-белыми — очень плохого качества.

Приветствуя планы инициативной группы создать Музей российской эмиграции во Франции и выпускать интереснейшую и содержательную (судя по рецензируемой первой книге) серию, хочется надеяться, что отмеченные недостатки, в основном технического характера, будут сведены к нулю.

Михаил ПАРХОМОВСКИЙ