Меню

Русский очевидецL'Observateur russeФранцузская газета на русском языке

Меню
четверг, 12 декабря 2024
четверг, 12 декабря 2024

Владимир Шаров из Парижа о Гоголе

Кира САПГИР 0:15, 1 апреля 2015Наши встречиРаспечатать

1 апреля день рождения Николая Васильевича Гоголя.

 В мартовские дни Книжного парижского салона этого года в составе российской писательской делегации во французскую столицу прибыл Владимир Шаров (родился 7 апреля...). В. Шаров — историк, парадоксальный эссеист (и, по совместительству, мой кузен) — автор культовых романов («Репетиция», «След в след», «Будьте как дети»), которого критика величает «самым непростым писателем современности».

Le 1er avril est le jour d’anniversaire de Nikolaï Vassilievitch Gogol

 Cette année au salon du Livre, qui s’est tenu quelques jours à Paris courant mars, Vladimir Charov (né le 7 avril) a pris place au sein de la délégation d’écrivains russes. V. Charov est un historien, essayiste (et de surcroît mon cousin), auteur de romans culturels (Les Répétitions, Pas à Pas, Soyez tels des enfants, et que la critique appelle « l’écrivain contemporain le plus difficile».

Салон книги в Париже. В.Шаров (в клетчатом свитере) на стенде российского Центра науки и культуры.

 В 2014 году Владимир Шаров стал обладателем сразу двух крупнейших российских литературных премий — «Русского Букера» и «Большой книги» за «лучший роман года» — в данном случае, за эпистолярный роман-эпопею «Возвращение в Египет» («Редакция Елены Шубиной» — изд. АСТ, 2013). Этот роман Шарова состоит якобы из более 1000 писем вымышленных потомков Николая Васильевича Гоголя.

Искусство эпистоляра, быть может, последний из жанров литературы, который сойдет на нет. Ведь сейчас благодаря интернету в мире идет бешеный расцвет именно переписки.

 Разумеется, эпистолярный жанр уже не тот, каким он был в 18-19 веках, когда романы в форме переписки были особенно распространенными (от Руссо и вплоть до Гоголя и Достоевского). Но вот, в новом романе В. Шарова перед читателем — целая эпопея, возрождающая этот изысканный жанр, представляющий собой мистификацию, начиная с подзаголовка!

En 2014, Vladimir Charov a remporté successivement les deux prix les plus prestigieux de la littérature : le prix Booker russe et le prix Grand Livre décernés pour le meilleur roman de l’année – plus précisément pour le roman-épopée épistolaire Retour en Egypte (« Rédaction d’Elena Choubina » – éd. ACT, 2013). Ce roman de Charov est soi-disant composé de plus de 1000 lettres provenant de descendants imaginaires de Nikolaï Vassilievitch Gogol.

 L’art épistolaire sera peut-être bien le dernier des genres littéraires à être réduit à néant. En effet, aujourd’hui grâce à Internet, on assiste justement à un fol essor de la correspondance.

 Évidemment, le genre épistolaire n’est plus celui qu’il était au 18ème et au 19ème siècle, lorsque les romans sous forme de correspondance étaient particulièrement répandus (de Rousseau jusqu’à Gogol et Dostoïevski). Mais voilà, dans le nouveau roman de V. Charov, le lecteur se retrouve face à toute une épopée, ramenant à la vie ce genre raffiné, où lui est présentée une mystification commençant dès le sous-titre !

5b15e11b9e2e33997c35e63dde494452

 Этот подзаголовок романа — «Выбранные места из переписки Николая Васильевича Гоголя (второго)» — отсылает к назидательной проповеди, печально известной каждому школьнику по яростному письму Белинского к Гоголю. Основа «Возвращения в Египет» — идея о дописании в ХХ веке второго (и третьего!) томов «Мертвых душ». Этой идеей одержим главный герой (полный тезка писателя). Ибо, по мнению Коли Гоголя и его родственников, допиши их предок свою поэму, история пошла бы по иному пути. Сам же этот центральный герой — прямой потомок «маленького человека» Большого русского романа.

 По сюжету, псевдо-«автор» фантасмагории (конечно же, подставное лицо!) находит следы грандиозного замысла в некоем эфемерном «Народном архиве». Там, в папках, якобы хранятся полустертые фрагменты писем, которыми Гоголи обмениваются на протяжении почти всего прошлого столетия.

 В результате, поэма Гоголя-2 так и остается не законченной, написан только синопсис. В этом синопсисе «Мертвых душ» «нового Гоголя» действует Чичиков, принявший постриг у старообрядцев. Свою миссию Чичиков видит в том, чтобы вернуть старообрядцам епископство. Для этого он ищет достойного кандидата, странствуя по всему христианскому миру, приезжает, в том числе в Австрию, где его очень любезно принимает император Фердинанд.

Le sous-titre du roman – «Extraits séléctionnés de la correspondance de Nikolaï Vassilievitch Gogol (second) » — renvoie au sermon exemplaire de la violente lettre de Belinski à Gogol, tristement connu de chaque écolier russe. Retour en Egypte se base sur l’idée d’achever au 20ème siècle le second (et le troisième !) tome des Âmes Mortes. Cette idée, le héros principal (parfait homonyme de l’auteur) en est imbu. Car, selon Kolia Gogol et ses parents proches, si leur aïeul avait fini d'écrire son poème, l’histoire aurait empruntée une autre voie. Ce héros central est lui-même un descendant direct du « petit homme » du Grand roman russe.

 En ce qui concerne la trame du roman, le pseudo-auteur de la fantasmagorie (bien évidemment, un prête-nom !) trouve les traces de ce projet grandiose dans une certaine « archive populaire » éphémère. Dans ces dossiers, on conserve soi-disant des bribes de lettres que les Gogols échangeaient au courant de presque tout un siècle.

 Au final, le poème de Gogol 2nd restera ainsi inachevé, avec seulement un synopsis de rédigé. Dans ce synopsis des Âmes Mortes du « nouveau Gogol », Tchitchikov est au cœur de l’action, adoptant la tonsure des vieux-croyants. Tchitchikov estime que sa mission est de retourner aux vieux-croyants son épiscopat. Pour cela il cherche le candidat idéal, fait le tour de tout le monde chrétien, et arrive entre autres en Autriche, où l’Empereur Ferdinand le reçoit très aimablement.

Пишущая машинка

Сколько лет писался твой роман?

 Владимир Шаров — Пять с половиной. Как это часто бывает, роман родился случайно. Я перечитывал собрание сочинений Николая Гоголя и на полях обнаружил пометки и комментарии моего отца, покойного Александра (Шера) Шарова (1909–1984) – писателя-фантаста и автора прекрасных книг для детей. Я удивился: точно на тех же местах оставил бы пометки и я сам. И тут меня вдруг стали приглашать на разные конференции, связанные с 200-летним юбилеем Гоголя — в частности, к вам, в Париж. Тут, 1 апреля 2009 г., в день рождения писателя, я зачитал с эстрады короткое эссе, заготовленное специально к этому событию. В общем-то, я тогда думал, что все тем и ограничится — и затем, сам не понимая как, написал вот этот том...

           Наш разговор происходит «за рюмкой чая» у меня дома. Вместе с «братом-лауреатом» в гостях у меня его переводчик — Поль Лекень (Рaul Lequesne).

 - Мне его (Поля) «подарил» издатель Владимир Димитриевич (1934—2011), глава «L'Age d'homme», — рассказывает В. Шаров. — Димитриевич первым издал у себя по-русски мой роман «След в след» (1997 г.), переиначив название своего издательства на русский лад — «Наш дом». Какой все же ущерб для литературы, что он так странно и так страшно погиб!

 В твоих романах сталкиваются мифы, несоединимые друг с другом, а то и вовсе взаимоисключающие: там реальное воскрешение мертвых вождей, чекисты, верующие в апокалипсис, сектанты-бегуны и скопцы, Ленин, обратившийся в христианство, поход беспризорников на Иерусалим... А в чем идея твоего «Возвращения в Египет»?

 Этот роман о соприкосновении русского сознания и истории с Богом. Там предлагается круг определенных мыслей и смыслов российской истории, включая священную. Кажется, что русская история и русская культура как бы и сами все время пытаются дописать и воскресить сожженный том «Мертвых душ». Возможно, что вообще вся история России после Николая Гоголя — попытка дописать этот второй том... Ты же знаешь, что в незаконченных книгах есть некое страшное откровение. Возможно, будь они все дописаны, мы смогли бы понять смысл Бытия.

 А почему все-таки роман называется «Возвращение в Египет»?

 «Гоголь был из странников», пишет один из корреспондентов Николая Гоголя-второго. Вся история ХХ века, в моем представлении, есть возвращение в Египет. Мне в какой-то момент начинало казаться, что, уйдя из Египта, мы повернулись и пошли в обратный путь, вернувшись в итоге снова в Египет. Налицо палиндром. Исход наоборот.

 В твоих книгах отнюдь не те, постмодернистские страшилки, с которыми мы, читатели, уже смирились. Ты же спокойно, даже мягко и нежно, завлекаешь ничего не подозревающего читателя — и прямиком ввергаешь в ад! Твой «Гоголь-2» живет на «корабле» сектантов-бегунов, рядом с кальдерой—воронкой (или кратером), куда он, Коля, по велению «кормчего», отводит козлов отпущения, нагружая несчастных камнями, символизирующими человеческие грехи...

 Гоголь подробно описал ад, в который погружена Россия, но, так как чистилище и рай им не изображены, никто не знает, как преодолеть этот ад и выйти к свету. Подобно Гоголю-1, Гоголь-2 причащается адских тайн. Как и первый Гоголь, второй при этом не может обойтись без аналогий с Данте. Он описывает место, где поселился: «местность, которая бы так походила на ту, что описал флорентинец, найти нелегко».

 Ты где-то видел подобную кальдеру?

 У меня, на северо-западном направлении от Москвы на электричке был свой дом. Дом стоял на возвышенном месте, и прямо под ним была пропасть, ведущая, как казалось, прямиком в преисподнюю. Но, то был вход скорее в чистилище. Внизу были не пламя и сера, а болотистое озерцо, невидимый сверху дантовский Коцит, окруженный по берегам вековыми липами. На моем участке липы выглядели кустами — их кроны были на уровне моих ног... Я нечасто бывал там — домом вовсю пользовались друзья, знавшие, где лежат ключи. Когда же после долгого отсутствия, я все же заехал туда, то увидел, что дом крушат экскаваторы: не предупредив меня, его срыли с лица земли и воздвигали на этом месте новую постройку...

 Как ты сам определяешь жанр своих произведений? Это альтернативная история? Семейный роман, роман идей? Утопия?

 Смотря что считать утопией. Человечество в стремлении реабилитировать себя и прошлые поколения непрерывно исправляет историю. Мы безжалостно отсекаем боковые ветви – существенна только магистраль типа «Москва – Петербург». А ведь история нагружается именно в тупиках. Я и пытаюсь восстановить историю, какой она была и есть: не Книга Бытия, но книга комментариев, толкований библейских текстов.

 В твоих книгах неистребим сарказм — знакомый до боли смех сквозь слезы...

 Нас держит в рамках кроткая ирония.

 Ты пишешь по-старинке, на пишущей машинке?

 Пишу на механический пишущей машинке, потом, когда уже занято всё свободное место, делаю от руки пометки на полях и между строк; и снова на машинке, и так столько раз, сколько потребуется. Финальный вариант отдаю машинистке на компьютер.

 Каким ты представляешь своего идеального читателя?

 Я человек неизбалованный, для меня каждый читатель – подарок. Однако пишешь, безусловно, не для читателя, будь он даже самый лучший, а для самого себя. Потому что это единственный человек, которого ты хотя бы относительно знаешь и понимаешь. Если же то, что ты написал, вдруг кому-то оказывается близко и понятно, и с кем-то начинает разговаривать – с его жизнью, судьбой, пониманием мира – это огромный подарок. Я за это очень признателен.

En combien d’années as-tu écris ton roman ?

Vladimir Charov : 5 ans et demi. Comme cela arrive souvent, le roman est né par hasard. J’ai parcouru l’ensemble des œuvres de Gogol et j’ai découvert dans les marges des notes et des commentaires de mon père, le défunt Alexandre Charov (1909—1984), écrivain de romans de science-fiction et auteur de merveilleux livres pour enfants. J’étais étonné : j’aurais moi-même laissé des notes à l’endroit même où il l’a fait. Et l’on m’a soudainement invité à différentes conférences, en relation avec l'anniversaire des deux cents ans de Gogol et en particulier chez vous, à Paris. Ici même, le 1er avril 2009, le jour de l’anniversaire de l’écrivain j’ai lu un court essai depuis cette estrade, spécialement préparé pour cet évènement. J’ai alors pensé que tout cela connaitrait une fin, et ensuite, je n’ai moi-même pas compris comment j’ai écrit ce tome…

 Notre discussion s’est déroulée chez moi, autour d’un « petit verre de thé ». Le « frère lauréat » et son traducteur, Paul Lequesne, étaient tous deux mes invités.

« Il (Paul) m'a été offert par l'éditeur Vladimir Dimitrevitch (1934—2011), chef de « L’Âge d’Homme ». Dimitrevitch a été le premier à éditer en russe mon roman Pas à Pas (1977), ayant changé le nom de sa maison d’édition pour un nom au ton plus russe – « Nash Dom » (« Notre Maison »). Quel préjudice pour la littérature qu’il ait été si étrangement et affreusement tué !

 Dans tes romans les mythes se heurtent, incompatibles l’un avec l’autre, voire complètement mutuellement exclusifs  : il y a une réelle résurrection des leaders disparus, des tchékistes qui croient à l’apocalypse, des sectes en fuite et de castrats, Lénine converti au christianisme, la visite de sans-abris à Jérusalem… Et en quoi réside l’idée de ton Retour en Egypte ?

Ce roman est la juxtaposition de la connaissance russe et de l’histoire avec Dieu. Ce livre propose ici un cercle de certaines pensées et des sens de l’histoire russe, y compris la partie religieuse. Il semble que l’histoire et la culture russe tentent perpétuellement d’achever et de ressusciter le tome brûlé des Âmes Mortes. Il est possible, qu’en général toute l’histoire de la Russie après Nikolaï Gogol soit une tentative d’achever ce second tome… Tu sais bien que dans les livres inachevés, il y a en quelque sorte une affreuse vérité. Il est possible, que s’ils étaient tous achevés, nous pourrions comprendre le sens de l’Existence.

 Et pourquoi le roman s’appelle tout de même Retour en Egypte ?

« Gogol faisait partie des pèlerins », écrit l’un des correspondants de Nikolaï Gogol second. Toute l’histoire du 20ème siècle, à mon sens, est un retour en Egypte. Je commence à avoir l’impression par moments, qu’après avoir quitté l'Egypte, nous avons fait demi-tour, retournant au final de nouveau en Egypte. On dirait un palindrome. Résultat contraire.

On ne trouve nullement dans tes livres ces histoires d’horreurs post-modernes, auxquelles nous, lecteurs, nous sommes déjà résignés. Tu séduis calmement, même doucement et délicatement le lecteur qui ne soupçonne rien et tu l’envoies directement en enfer ! Ton « Gogol 2 » vit sur le bateau des vieux-croyants en fuite, proche du caldeira en entonnoir (ou du cratère), où Kolia accompagne les boucs émissaires sur ordre du « timonier », chargeant les malheureux de pierres, symbolise des pêchés humains…

Gogol a décrit l’enfer dans lequel est immergé la Russie dans les moindres détails, mais comme il n'a pas représenté le purgatoire et le paradis, personne ne sait comment surmonter cet enfer et sortir vers la lumière. De même que Gogol 1, Gogol 2 communie avec les mystères de l’enfer. Comme le premier Gogol, le second ne peut de plus pas se passer d’analogie avec Dante. Il décrit le lieu où il s’est installé : «Une contrée qui ressemble autant à celle décrite par le florentin serait difficile à trouver ».

 As-tu déjà vu une caldeira semblable ?

J’avais une maison au nord-ouest de Moscou en train. La maison se tenait sur un endroit élevé et juste sous lui se trouvait un précipice, menant, semblait-il, tout droit dans les abîmes de l'enfer. Mais, c’était plutôt une entrée au purgatoire. En bas, il n’y avait ni flammes ni souffre, mais un petit lac marécageux, qui n’était pas visible du haut du neuvième cercle des Enfers selon Dante, entouré sur chaque rive de tilleuls centenaires. Sur mon territoire, les tilleuls avaient des airs de buisson. Leurs couronnes m’arrivaient aux pieds… Je n’allais pas souvent là-bas, mes amis, qui savaient où se trouvaient les clés, utilisaient la maison à fond. Lorsqu'après une si longue absence, je suis tout de même passé là-bas, j’ai vu que des pelleteuses entourer la maison : sans m’en avoir averti ils l’avaient rasé de la surface de la terre et ils érigeaint à cette place une nouvelle bâtisse…

Comment définis-tu toi-même le genre de tes œuvres ? C’est une histoire alternative ? Un roman familial, un roman d’idées ? Une utopie ?

Considérons-le comme une utopie. L’Humanité, dans sa tendance à se réhabiliter soi-même et les générations précédentes, corrige sans cesse l’histoire. Nous coupons sans pitié les branches latérales, il n’existe qu’une grande ligne dans le même genre que « Moscou – Pétersbourg ». Mais c'est pourtant dans les culs de sac que l’histoire est chargée de sens. J’ai essayé de rétablir l’histoire comme elle l’a été et qui n’est pas une Genèse mais un livre de commentaire, une interprétation des textes bibliques.

Dans tes livres le sarcasme est effréné. Le rire à travers les larmes est familier jusqu’à la douleur

On reste dans le cadre d’une douce ironie.

 Tu écris à l’ancienne, sur une machine à écrire ?

J’écris sur une machine à écrire manuelle, puis lorsque tout l’espace libre est occupé, j’inscris à la main des notes dans la marge et entre les lignes et puis je recommence à taper à la machine. Je fonctionne ainsi autant de fois que nécessaire. Je remets le résultat final au dactylo sur l’ordinateur.

Comment imagines-tu ton lecteur idéal ?

Je ne suis pas quelqu'un de gâté, pour moi, chaque lecteur est un cadeau. Néanmoins, il va sans dire que tu n’écris pas pour le lecteur, fusse-t-il le meilleur, mais pour toi-même. Car c’est la seule personne qui serait relativement à même de te connaître et de te comprendre. Quand ce que tu as écris se révèle soudainement proche et compréhensible pour quelqu’un, et qu’un véritable dialogue s'installe avec sa vie, son destin, sa vision du monde : ça c’est un cadeau immense. J’en suis très reconnaissant.

2 комментария

  1. Google:

    В. Шаров — глубокий человек и наверное приятный собес едник. Куплю его книги и буду читать.

  2. К. Васич:

    Смелый человек. Не боится заглянуть за занавес

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Отправить сообщение об ошибке
  1. (обязательно)
  2. (корректный e-mail)