Одним из ярких событий фестиваля российского кино в Париже, проходившего с 6 по 14 марта под общей темой «Когда русские поют»  стал показ фильма Валерия Тодоровского «Стиляги», снятого в жанре мюзикла.

В.Тодоровский в Париже | V. Todorovski à Paris. Crédit photo: Maria Tchobanov

Мюзиклы – явление крайне редкое в российском кино и фактически исчезнувшее из кинотворчества постсоветской России
Современный зритель не тяготеет к наивным историям, в которых герои ни с того ни с сего пускаются в пляс или общаются при помощи песен. И тем не менее, вышедшая на экраны в декабре 2008 года лента «Стиляги» в течение нескольких месяцев оставалась одним из лидеров российского проката.
Мало того, она вдруг вызвала в обществе волну ностальгии и спровоцировала моду на подражание стилягам – представителям советской молодежной субкультуры 50-х годов. На корпоративных вечеринках, школьных балах, в телевизионных шоу замелькали давно позабытые платья в стиле new-look, клетчатые пиджаки и галстуки немыслимых цветов, зазвучали свинг, рок-н-ролл и буги-вуги.

Этот фильм о любви и дерзости быть не таким как все в условиях советской реальности кому-то напомнил годы молодости, а для кого-то стал настоящим открытием. Ведь феномен стиляг почти не нашел отражения ни в советском, ни в постсоветском искусстве.

Первые стиляги (термин ввел сатирический журнал «Крокодил» в 1949 году для обозначения советских подражателей тедди-боям) появились в Москве в конце 40-х годов. В 50-ые годы эта субкультура, взявшая за эталон американский образ жизни, представления о котором черпались, главным образом, из таких фильмов, как Серенада солнечной долины Брюса Хамберстоуна (Sun Valley Serenade), распространилась по всем крупным городам страны.

Стиляг отличала нарочитая аполитичность, определённый цинизм в суждениях, отрицательное или безразличное отношение к некоторым нормам советской морали. Стиляги выделялись определённой манерой разговора (они использовали особый сленг), интересом к зарубежной музыке и танцам. Но главным атрибутом стиляг являлась именно специфическая одежда.

Облик стиляг менялся: широкая мешковатая одежда ярких цветов в 40-ые, брюки-дудочки в середине 50-х, позже — американские фирменные вещи, приобретенные на черном рынке или привезенные из заграничных командировок папами-дипломатами и, наконец, отказ от явного эпатажа на закате хрущевского времени.

Однако, типичный стиляга остался в массовом сознании одетым в укороченные сильно зауженные брюки, яркие рубахи и клетчатые пиджаки с широкими плечами, полуботинки на толстой каучуковой подошве или туфли с узкими носами, галстуки типа «пожар в джунглях» или узкие галстуки-«селедки». Стиляги отращивали длинные волосы, девушки носили прическу «бабетта» (как у Бриджит Бардо в фильме «Бабетта идет на войну») и короткие стрижки с челкой.

Стиляги стремились во что бы то ни стало выделиться из основной массы, противопоставить себя остальным. Стиляжничество бросало вызов господствующим нравам, в основе которых лежало правило «не высовывайся». Это поведение воспринималось руководством страны как преклонение перед Западом и попрание эстетики и морали большевизма, оно клеймилось как враждебное советским людям.

В 50-ые годы джаз и иностранные танцы преследовались как источник развращения молодежи. Против стиляг проводилась массивная кампания, были организованы комсомольские бригады, которые отлавливали стиляг, обрезали им волосы и распарывали узкие брюки. Средства массовой информации всячески высмеивали их внешний вид и манеры. За стиляжничество нередко исключали из комсомола и выгоняли из учебных заведений.
Коммунистическое руководство усматривало в увлечениях молодежи западной культурой идеологическую угрозу и до середины 60-х в отношении стиляг держалось принципа «Сегодня он танцует джаз, а завтра Родину продаст».

Стиляг можно считать самым первым неформальным объединение молодежи в СССР.

«Я не лучше и не хуже остальных, я хочу быть самим собой. И каждый пусть будет самим собой – ведь все мы разные», — объясняет главный герой картины Тодоровского Мэлс своему бывшему товарищу, комсомольскому лидеру Кате. И в этих словах заключается основная суть стиляжничества.

«Это явление мне всегда было симпатично и интересно хотя бы потому, что люди в такой закрытой стране, где все нельзя, решили быть другими, не как все. Я подумал, что мюзикл про стиляг будет очень органичен, потому что песни и танцы были для них самовыражением и способом общения с окружающим миром. Но в этом явлении главным была не музыка, а желание людей отличаться от толпы.

Это желание вечное, поэтому и сюжет вечен. Когда я показал фильм в Америке, артист Том Хэнкс написал мне: «Это про меня». А ведь он жил в стране, где никаких особых запретов не было. Это история про людей, которые хотят иметь свое лицо. Это может выглядеть очень наивно, на уровне ярких носков и вызывающих причесок, но за этим стоит попытка человека освободиться от рамок, быть индивидуальным, сломать стереотипы. Именно про это история со стилягами»,

— поделился Валерий Тодоровский с корреспондентом RBTH.

По мнению режиссера, в России тема запретов и тема свободы по-прежнему актуальна и еще много лет она будет оставаться ключевой. Даже сегодня, переодеваясь в костюмы стиляг на вечеринках, возможно, неосознанно, люди стремятся хотя бы ненадолго стать другими, выделиться из массы.

В финальной сцене фильма главный герой Мэлс и его подруга шагают по центральной улице Москвы в окружении тысяч молодых людей из 80-х,90-х и 2000-х – рокеров, готов, растаманов, панков — всех, кто не побоялся сбросить с себя серые одежды и стать другим, вне зависимости от эпохи и политического режима.

«В наследство нам осталось то, что стиляги, не выражая никаких политических мнений, тем не менее, немножко расшатали систему. Появилась микротрещинка – они туда ломанулись. Некоторые обломали себе зубы, некоторые пострадали, но они эту трещинку расширили. И через несколько лет выяснилось, что ярко одеваться стало можно всем, и танцевать под любую музыку стало можно, и целоваться на улице. Свободу нужно завоевывать. Те первые стиляги, о которых я снимал кино, делали это, рискуя жизнью. За ними пришли миллионы не стиляг, но более свободных людей. Мой фильм об этом», — подытожил свой рассказ Валерий Тодоровский.

RBTH

Материалы по теме:

Маша Мериль: «Великие российские фильмы незабываемы»

Ф.Олланд пришел на фестиваль русского кино

Павел Лунгин из Парижа: «Фильмы говорят о стране гораздо больше чем политика»