А давайте подумаем вместе: как у нас, русских и французов, складывались отношения в плане языка? Кто на кого влиял? Каким образом? 

Какой язык оставил свой след в другом и тем самым повлиял на другую культуру, на способ восприятия жизни другого народа? Ведь сказал же Анатоль Франс, что «Словарь — это Вселенная, расположенная в алфавитном порядке».

Всем известно, что в языковом плане на протяжении ХVIII-ХIХ веков русский язык обильно обогатился словами, французскими по происхождению. Французский язык — язык великих просветителей (Вольтер, Дидро, Руссо) — был наиболее богатым и стилистически развитым языком в Европе. И тем самым он, безусловно, влиял на все европейские языки, в том числе и русский. В результате галломании российской аристократии в нашем языке появились слова, пропитанные французским духом. Попробуйте произнести следующие слова: шарм, адюльтер, кавалер, кокотка, комильфо, реверанс, комплимент, деликатес... Французский язык затронул все сферы русской жизни, но особенно активно он повлиял на то, что касалось искусства, артистической жизни, театра и сцены, живописи, кулинарии и гастрономических ощущений, моды, фасонов и названий оттенков цвета одежды, а еще — кинематографа, парфюмерии, косметики и прочих атрибутов роскошной и чувственной жизни. Все это нам подарили представители нации, очень любящей жизнь, — французы. А переняли их наши аристократы, бойко болтающие по-французски с младенчества. Так и пошло, и длилось это чуть не два с половиной века. И до сих пор музыка «шикарных» французских слов для русского уха звучит более благозвучно по сравнению с родными словами.

Однако среди французских слов в русском языке есть несколько вполне «странных», которые не совпадают, при всем своем благородном происхождении, с их не вполне высоким смыслом. Вот несколько примеров: явно иностранные по происхождению слова шантрапа, шваль, шпана, шаромыжник, кажется, пришли в русский язык из французского, но им явно не хватает ни «шика», ни престижности. Какие-то они грубые, совсем не благородные, а скорее — бранные. Как могли русские аристократы, бойко болтающие по-французски, взять из великого французского языка такие низкие слова, называющие «проходимцев» или обманщиков? Неужели на светлом пути благородных русских аристократов возникали подобные существа? Что-то сомнительно... Если же приглядеться внимательнее, то подозрительное предчувствие какой-то неправды оборачивается сюрпризами...

Вот слово шваль. Многие историки языка единодушно возводят его к французскому слову cheval (лошадь). При этом рисуются картины, милые сердцу русского патриота, поскольку они возвращают нас в эпоху побед русского оружия над армией Наполеона. Представьте себе картину: зима, мороз. Французские войска разбиты и деморализованы. По снежному полю бродят остатки непобедимой ранее армии — голодные французские солдаты, готовые съесть что угодно. Русские крестьяне не всегда могли обеспечивать «гуманитарную помощь» бывшим оккупантам, поэтому те нередко включали в свой рацион и конину, в том числе и павшую. Вот и просили они слезно у крестьян: «шваль, шваль, дай шваль, есть ведь хочется». Только о французах ли здесь идет речь? Это же французы (!), а не дикари из дебрей Амазонки. Чтобы француз выпрашивал и ел мерзлую падаль? Вы это можете себе представить воочию? Ну, не знаю...

Идем дальше. Понятно, что русские крестьяне без особого пиетета относились к гастрономическим пристрастиям французов, и, видимо, их бесконечные просьбы о cheval навязли у них в ушах. Вот поэтому они массово окрестили жалких французов бранным словечком «шваль», в смысле «сволочь всякая», «сброд», «дрянные люди». Убедительная картина? Только если бы я не знала французов, то поверила бы...

Мне представляется более убедительной другая этимология. Действительно, русское словечко «шваль» идет от французского cheval, а скорее от chevalier — всадник, рыцарь, название младшего дворянского титула, которое перекочевало в карточные игры. Во Франции словом cheval при игре в карты сначала было принято называть вальта, а затем вообще плохую, мелкую карту, которая портила игру. Недаром во французском арго это слово имело значение «грубый человек». Но как, однако, деликатное именование «грубого человека» далеко от смачной русской брани: «шваль»! Что-то здесь не так.

Конечно, версия о французском происхождении русского ругательства тешит наше национальное самолюбие, но... есть и еще одна, наиболее убедительная, версия истории швали: это исконно русское слово, и происходит оно от имени русского предателя Ивашки Шваля. К этой этимологии был склонен и великий В. Даль, который крутил это слово в своем словаре и так, и эдак, и ничего не сказал о его французском происхождении. Неужели забыл недавние времена начала века? Нет, не мог, очень уж тщательный и энциклопедически образованный был человек. Зато он упоминает шваль в связи с глаголом «шить»: тот, кто шьет, называется «швец» или «шваль». Причем В. Даль отмечает эти слова в своем словаре как давным-давно известные в русском языке и, более того, даже как устаревшие.

Хорошо. Но какая может быть связь между названием «портного» со смачным ругательством, называющим отбросы общества? Профессия ведь не презренная. Как могло шваль стать ругательным словом? А способствовал этому Ивашка Шваль, по профессии портной, прославленный своим предательством при захвате Новгорода шведами в 1614 году. Холоп был захвачен шведами в плен и согласился открыть врагу городские ворота в назначенное время. Наемники ворвались в город. Ивашка Шваль был реальным лицом — Иваном Прокофьевым, который получил щедрую мзду за предательство. Вот так его профессиональная кличка «шваль» обогатила русский язык, став обидным прозвищем. И французы вкупе с победительным героизмом русского крестьянина тут совсем ни при чем. Русское это слово.

Продолжение следует