Неважно, что мы незнакомы. Мы сидели рядом на премьере пьесы о жизни и смерти Франсуа Миттерана «Адажио» талантливого режиссера Оливье Пи. Вы уснули в тот самый момент, когда погас свет, и тихонько сопели два с половиной часа, проснувшись только на «браво!» Не переживайте. Я Вам пишу. Elena SERVETTAZ

Сцена из спектакля ©Alain Fonteray

Пойти на спектакль Вас, наверное, уговорила жена, строгая и элегантная. Это она, скорее всего, должна была сказать Вам, что устала от «правой» политики, затосковала по восьмидесятым-девяностым или просто желала вспомнить время, где вы, тридцатилетние, ждали перемен. Вы надели свой любимый пиджак, а уже в зале долго не могли выбрать очки, в которых виднее, хоть и сидели недалеко от сцены. Вы заснули с программкой на коленях, пока остальные внимали монологам гениального Филиппа Жирара (Жирар часто сопровождает Пи в его постановках). О, если бы Вы только услышали его голос, Вы точно бы сказали: «Как у Миттерана! И даже интонации со взлетами в конце фразы». А я бы смогла тогда спросить у Вас, правда ли, что французы называли Миттерана Сфинксом, Дядюшкой, Казановой, Маленьким принцем и даже Богом? Но Вы спали, роняя голову то себе на грудь, то на плечо мадам.

Именно о Боге чаще всего говорил Миттеран на сцене. Пока Вы дремали, он был неизлечимо болен, руки его тряслись; Президент отказывался от морфина, чтобы до самого конца сохранить способность мыслить, обрекая себя на страдания. «Вы человек сомневающийся», — говорят ему приближенные. «Но именно сомневающиеся люди, на самом деле, самые глубоко верующие. Я рассчитываю жить до самой смерти», — отвечает Президент.

Сцена из спектакля ©Alain Fonteray

Пока Вы отдыхали в кресле, Миттеран вспоминал о первом Европейском конгрессе в 1948, отменял смертную казнь, ездил в ГДР, объяснялся с Горбачевым (Брюно Блэре) и Колем (Жан-Мари Уинлинг), болел за сербов, спорил с Бернаром Кушнером (Джон Арнолд) (последний был в рваных джинсах) о геноциде в Руанде. Вы не смогли увидеть сцены и поэтому не разгадали ее метафор: лестница как политический путь, или как ступени Национальной библиотеки BNF, или как напоминание о том, что смерть всегда рядом. Музыканты наверху как ангелы, которые, будем надеяться, нас когда-нибудь встретят. Вы могли бы, быть может, назвать Миттерана — человека в красном шарфе и с розой в руках — тщеславным в тот момент, когда он задавался вопросом: «Что останется после меня?» Пирамида у Лувра, могила с фараоновой вечностью или лишний повод ущипнуть побольнее для политических завистников?

Если бы Вы не уснули, Вы бы посмеялись: «Как бы я хотел отужинать со всеми женщинами, которых я любил», — мечтает Президент. «Да, но в таком случае нам пришлось бы устроить фуршет», -  иронично замечают в Елисейском дворце.

Сцена из спектакля ©Alain Fonteray

Вы лишь слегка встрепенулись во сне, когда Франсуа Миттеран начал свою знаменитую: «Дорогие соотечественники! Сегодня я в последний раз обращаюсь к вам как Президент Республики...» Вы бы прошептали, что и сегодня помните эти слова, которые услышали тогда, в 95-м. Вы, наверняка, знаете наизусть и это: «Не разделяйте никогда свободу и равенство, идеалы, которые тяжело достигнуть, но это — основа демократии». Ваша жена пыталась легонечко толкнуть Вас локтем, когда Миттеран говорил о величии Франции и создании Европы — «наше новое измерение для следующего века». Быть может, не стоило давать премьеру в четверг вечером, почти конец рабочей недели; в офисе новый начальник, старые отчеты, и дети просили помочь с кредитом? Но где еще Вы могли бы быть так спокойны сегодня, если не в театре? А Миттеран был спокоен в Египте (снова пирамиды), именно туда он уезжает с семьей на праздники, пока доктора сходят с ума: это путешествие для него опасно. Ах, если бы Вы могли видеть Президента в домашнем сером джемпере, когда он говорил о вечном, Вы бы потом точно не заснули. Миттеран на сцене ваяет свой собственный монумент — Вы бы заверили, что помните его и за приватизацию TF1 и банков, и за инаугурацию музея д'Орсэ, установление минимальной заработной платы, за фиксирование 39-часовой рабочей недели, за возможность ухода на пенсию в шестьдесят лет. Но Вы не видели, как он был трогателен и хрупок, когда возвращался к переживаниям о том, есть ли кто-то над нами. Примерно об этом Миттерана спросил Бернар Пиво, Ваш любимый телевизионный журналист: «Что бы Вы хотели услышать от Бога, если бы его увидели?» «Ну вот, теперь ты знаешь!» — ответил Президент. В зале зааплодировали, Вы вздрогнули, немного даже разозлившись: Вас потревожили, но потом, все же, обрадовались, когда поняли, что теперь театр можно покинуть и отправиться домой отдыхать: «тяжелая пьеса, все-таки...»