В мирах двуязычья
Двуязычье – феномен, который еще ждет своего исследователя. В голове «билингва» – человека, владеющего двумя языками на равных, – как бы сосуществуют два мира. И такая проблематика всесторонне рассматривается в новой книге Любы Юргенсон «Au lieu du péril», выпущенной парижским издательством «Вердье» (Verdier) в середине сентября этого года.
Люба Юргенсон (Luba Jurgenson), писательница и выдающийся литературный переводчик, родилась в 1957 году в Москве в семье потомков известного музыкального издателя П. Юргенсона. Она доцент кафедры русской литературы университета Сорбонны (Париж-IV). Во Франции живет с 1975 года.
В почетном списке переведенных ею произведений русских писателей классики и современные авторы – от Льва Толстого до Варлама Шаламова. В 2011 году за перевод на французский эссе В. Торопова «Апология Плюшкина» Л. Юргенсон была награждена премией «Русофония». Вторую премию «Русофония» она получила в 2013-м за перевод романа Л. Гиршовича «Шуберт в Киеве».
Свои рассказы и романы Люба Юргенсон пишет исключительно по-французски. Но, как уже сказано, темой ее последнего эссе Au lieu du péril – «В месте опасности» – стало двуязычие.
Ведь и сама Люба билингв. Для нее оба языка – русский и французский – свои.
...Театр начинается с вешалки, а книга – с заглавия. Заголовок книги Л. Юргенсон являет собой половину цитаты из оды «Патмос» немецкого поэта Фридриха Гёльдерлина (1770—1843).
Целиком цитата звучит: «В месте опасности растёт и спасение». И уже в самом этом заголовке налицо сложно переводимая игра понятий. Ибо Au lieu du péril можно расшифровывать двояко: «В месте опасности» либо «Вместо опасности».
Объем книги невелик, всего 121 страница. Но какая мозаичная россыпь сюжетов уместилась под скромной горчично-желтой обложкой! Здесь пейзажи и люди, судьбы и горы, Иерусалим, Рим, Москва, а у слов для автора – свой цвет, запах, вкус.
Сухим и прозрачным видится слово бессмертник, а в слове колокольчик слышится «голубой» аромат... Таков стиль этого произведения, написанного на том особом изысканном наречии, каким, пожалуй, способны изъясняться одни лишь «чужаки»...
Ибо Люба Юргенсон – «чужачка», «métèque» («вольноотпущеник»)[1], как она сама себя в шутку называет. Ступив извне на чужую землю, попав в иную языковую стихию, она сделала эту чуждую территорию своей. Но хотя со временем она перестала ходить по ней как по минному полю, в ее книгах веет неведомо откуда проникший мятный сквознячок. Имя «сквознячку» – étranger, в приблизительном переводе – «чужак».
Странность слова étranger в том, что его (как ни странно) трудно перевести, и не только на русский. (Для перевода заголовка прославленного романа Камю, пожалуй, самым точным было бы слово «чуждый» – по-английски аlien.) Но слово «чужой» на всех языках несет в себе оттенок отчужденности, некий привкус привитого плода. И подобный привкус чужеродной стихии свидетельствует об обогащенности вкусовой гаммы:
«Мы маневрируем [в языке] между чуждым и привычным. Мы приручаем [вещь, называя ее] и мы же отпускаем [ее] в дикий лес. Путь «оттуда» всегда иной, чем путь «туда», при этом обратный путь всегда короче. /.../ Не мы переводим на другой язык, это язык переводит нас в другое»»[2] , – образно высказывается Люба Юргенсон, описывая в свойственной ей поэтичной и сдержанной манере акт со-творения, что условно зовется переводом: «Вначале бывает черновик. Это может быть просто подстрочник или же нечто более отточенное – в зависимости от настройки скоростей. Я могу строго придерживаться изначального текста, то есть двигаться быстрее, либо целиком воссоздать картину, узнаваемую на другом берегу. /.../ На этой стадии я больше не вижу изначальный текст извне, отныне я вовне, все ближе к точке перехода...»
Книга «В месте опасности» прежде всего адресована интеллектуалам, но в ней есть чем поживиться и широкой публике. Юмор там бок о бок с отвлеченными рассуждениями, а эрудита то и дело сменяет рассказчик забавных и занимательных побасенок. Легкими и точными штрихами набрасывает автор, Люба Юргенсон, живые сценки, рисует портреты тех, с кем ее свела судьба, – порой на миг, порой на жизнь.
А еще, ее книга – самая настоящая ода профессии, которую, увы, часто оставляет без внимания читатель. А ведь именно эта профессия помогает читателю проникнуть в чужой блистающий мир. И этот проводник к другим берегам – Переводчик.
[1] Этим словцом во Франции на арго кличут пришельцев.
[2] Авторизированный перевод КС
La liste honorable de ses traductions d'oeuvres d'écrivains russes classiques et contemporains va de Léon Tolstoï à Varlam Chalamov. L. Jurgenson a été récompensée en 2011 par le prix « Russophonie » pour sa traduction en français de l'essai de V. Toropov « Apologie de Pluchkine » et a reçu ce prix une nouvelle fois en 2013 pour sa traduction du roman de L. Guirchovitch « Schubert à Kiev ».
Car Luba est elle-même bilingue. Elle considère le russe et le français comme ses deux langues.
... Le théâtre commence à la patère* [* NdT : Expression de Constantin Stanislavski] et un livre s'ouvre sur son titre. Celui de L. Jurgenson provient d'une moitié de citation de l'ode « Patmos » du poète allemand Friedrich Hölderlin (1770—1843).
Voici ce que déclare Luba Jurgenson, de manière imagée, pour décrire à la façon poétique et réservée qui lui est propre l'acte de création qu'on appelle conventionnellement traduction:
2 комментария
Добавить комментарий
По теме

Наши встречи
«Дорогу к той весне» вспомнили в Париже в Российском центре на Бранли
9 мая 2017
Наши встречи
В Москве тоже выбирают президента Франции
7 мая 2017
Наши встречи
«Бессмертный полк» 8 мая в Париже
5 мая 2017
Наши встречи
Наша страница в Фейсбуке
3 мая 2017
Наши встречи
Французская гастрономия в русском коровнике
2 мая 2017
Наши встречи
Спектакль вахтанговца в Париже
19 апреля 2017
Кира, Вы пишете, что “Двуязычье – феномен, который еще ждет своего исследователя“. Должен заметить, что на эту тему существует довольно большое количество исследований. В частности, о функциональном двуязычии – диглоссии (русско-французской XVIII-XIX вв., немецко-французской эпохи Просвещения, русско-старославянской разных эпох и др.) при которой разные языки используются для разных функций (в этом отличие диглоссии от аморфного двуязычия). Это так, для справки
Вы абсолютно правы, большое спасибо. Но здесь речь об остраненности странности (вернее, об ино- странност) литературного стиля билингва.