Меню

Русский очевидецL'Observateur russeФранцузская газета на русском языке

Menu
jeudi, 28 mars 2024
jeudi, 28 mars 2024

Les soviétiques face à la Shoah

Anna Baydova, traduction d'Aurélie Grand0:50, 5 avril 2015CulturesImprimer
В последнее время много говорят о «переписывании истории». Это связано, вероятно, с представлением о том, что, мол, история — что дышло, а историки так и вовсе никакие не ученые. Поди докажи, что там в действительности происходило в прошлом!

Ces derniers temps, on parle beaucoup de la « réécriture de l’histoire ». C’est sûrement en lien avec l’idée, parait-il, que l’histoire est une science, et les historiens ne sont en aucune façon des scientifiques. Allez donc essayer de prouver ce qui est réellement arrivé dans le passé !

Американская кинокамера времен войны. Именно такие камеры использовали советские операторы в полевых условиях

Но с теми учеными мужами, которые занимаются отдаленными эпохами, и так все понятно. Чем бы дитя ни тешилось: пусть себе копаются в архивной пыли да сидят в раскопе. А вот исследователи новой и особенно новейшей истории часто попадают под град критики. Потому что вдруг откуда ни возьмись всплывает политика и требует не объективного анализа событий (насколько это вообще возможно), а «правильного» их истолкования. То есть в соответствии с современной идеологией. Недаром же в советское время исторические факультеты ВУЗов считались кузницей партийных кадров.

Mais avec des historiens s’occupant d'époques lointaines, tout est clair. Peu importe avec quoi ils s’amusent , qu'ils creusent dans les archives ou sur les sites archéologiques. Alors que les explorateurs des époques les plus récentes de l'histoire tombent sans cesse sous la grêle de la critique. Car tout à coup la politique surgit et demande non pas une analyse objective des évènements (dans la mesure du possible), mais que leurs interprétations soient « justes ». C’est-à-dire en correspondance avec l’idéologie contemporaine. C’est bien, non sans raison, qu’à l’époque soviétique, les facultés d’histoires se considéraient comme la fabrique des images soviétiques.

Вход на выставку

Теперь гнет идеологии над головами ученых ослаб, но отсылки к истории – все еще излюбленный аргумент политиков. Иногда историей манипулируют достаточно искусно, иногда весьма топорно, видимо, в надежде, что никто не полезет проверять. Беда в том, что действительно мало кто проверяет, да и сложно бывает понять, кому из многочисленных авторов верить. К тому же история – это эдакий клубок событий и взглядов, сложных и противоречивых. И если ее упрощать, то можно очень скоро прийти к черно-белой схеме мира, при которой людям будет абсолютно невозможно договориться (мы сейчас как раз наблюдаем плоды такой полярности мнений).

Maintenant, le poids de l’idéologie sur les têtes des scientifiques est faible, mais les renvois à l’histoire demeurent encore l’argument favori des politiciens. Parfois l’histoire est manipulée assez habilement, parfois de façon tout à fait grossière, dans l’espoir, bien évidemment, que personne ne cherche à vérifier. Malheureusement, très peu prenne la peine de vérifier, et c’est bien difficile de savoir quels auteurs croire.De plus, l’histoire est un entrecroisement d’évènements et d’interprétations compliquées et contradictoires. Et si on la simplifie, alors on peut rapidement en arriver à un schéma du monde en noir et blanc, et les gens ne pourront se mettre d’accord avec cela (aujourd’hui nous observons justement les fruits d’une telle polarité des opinions.)

В экспозиции представлены фотографии советских операторов-документалистов

Одним из самых спорных периодов истории XX века является, безусловно, Вторая мировая война, во многом определившая то, каким стал современный мир. И если с осуждением фашизма все уже ясно, то с оценкой его жертв — пока еще нет. И если «переписывание истории» – это в чистом виде манипуляция общественным мнением, то постоянное обращение к историческим событиям и их оценка с привлечением новых архивных данных – это обязанность историка.

Попытку порассуждать об объективности и субъективности как источников, так и подхода к самой истории предприняли организаторы выставки «Заснять войну. Советский взгляд на Шоа» (Filmer la guerre. Les soviétiques face à la Shoah (1941—1946)), которая проходит в Мемориале Шоа (Mémorial de la Shoah) в самом центре Парижа. «Шоа», что на иврите означает «катастрофа» — это все чаще употребляемый в последнее время синоним холокоста. Мемориал Шоа – это не только музей истории холокоста, но и архивный центр, хранящий одну из богатейших коллекций документальных свидетельств геноцида еврейского народа.

Une des périodes les plus sujettes au débat dans l’histoire du 20ème siècle est évidemment la Seconde Guerre Mondiale, qui définit en beaucoup de points ce qu’est devenu le monde contemporain. Et si la condamnation du fascisme est évidente pour tous, le nombre de victimes l'est beaucoup moins. Et si la «réécriture de l'histoire» est une pure manipulation de l'opinion publique, alors le recours constant aux événements historiques et leur interprétation à l’aide de nouvelles données d’archive est le devoir de l'historien.

C'est une tentative de débattre sur l’objectivité et la subjectivité, tant des sources que de l'approche envers l’histoire elle-même, qu’ont entreprise les organisateurs de l’exposition « Filmer la guerre. Les soviétiques face à la Shoah (1941 -1946) », qui se déroule au Mémorial de la Shoah au centre même de Paris. « Shoah » qui signifie en hébreu « catastrophe », est un terme plus utilisé ces derniers temps comme un synonyme d’holocauste. Le Mémorial de la Shoah, ce n’est pas seulement un musée de l’histoire de l’holocauste, mais un centre d’archives, contenant l’une des plus riches collections de témoignages documentaires du génocide de la population juive.

Советские кинодокументалисты были чуть ли не единственными, кто запечатлел на пленке свидетельства фашистских зверств. В том числе они засняли узников одного из самых известных концентрационных лагерей, Аушвиц-Биркенау, в момент их освобождения. Тем не менее, советская хроника отрицала холокост, делая упор на интернациональном составе жертв фашистских расправ (что, несомненно, имело место быть, равно как и ярко выраженный антисемитизм фашистов). И в этом одна из особенностей подхода к освещению трагических событий тех лет.

Организаторы нынешней экспозиции выставили на обозрение широкой публики фрагменты советских документальных фильмов, а также кинопленки, документы и фотографии из архивов России, Украины, Польши, США и Франции. Сопровождающие материалы помогают лучше понять «кухню» авторов кинохроники и оценить, каково в этих фильмах соотношение художественного и документального. В задачи советских документалистов входила не только фиксация увиденного, им важно было также вызвать у зрителя эмоцию. При помощи различных художественных приемов, например, акцентируя внимание на определенных деталях, операторы хотели заставить зрителей сопереживать.

Кроме того, некоторые фильмы были дополнены постановочными сценами, реконструкциями, которые невозможно было снять непосредственно в момент происходящего. Отношение к таким сценам у самих авторов фильмов было неоднозначное.

Кто-то считал их органичным дополнением документального материала, кто-то старался избегать постановочных кадров, зная, что зритель почувствует ненатуральность происходящего на экране.

Кстати об эмоциях. Особо впечатлительным посетителям стоит быть осторожными: кадры, которые показывают на выставке — не для слабонервных. Впрочем, страшнее изуродованных трупов и страдающих от истощения детей только склад очков, ботинок и детских игрушек, принадлежавших жертвам лагеря в Освенциме. Немое свидетельство страшнейших страниц истории человечества.

В общем, нынешняя выставка – это не только размышление о советской документалистике, но и очень своевременная и, конечно, далеко не единственная попытка отделить историю от идеологии.

Выставка « Filmer la guerre. Les soviétiques face à la Shoah (1941—1946) » продлится до 27 сентября.

Подробнее о выставке на сайте: http://filmer-la-guerre.memorialdelashoah.org/index.html

Les documentaristes soviétiques ont quasiment été les seuls à conserver sous forme de cassettes les témoignages des atrocités fascistes. Ils ont, y compris, filmé les prisonniers d’un des plus célèbres camps de concentration, Auschwitz-Birkenau, au moment de leur libération. Néanmoins, la chronique soviétique démentait l’holocauste, en s’appuyant sur les diverses nationalités dont faisaient partie les victimes de la répression fasciste (ce qui aurait lieu d’être de même que l'antisémitisme virulent des fascistes.) Et cela constitue une des particularités de l’interprétation des événements tragiques de ces années.

Les organisateurs de cette exposition actuelle ont présenté au regard du grand public les fragments des films documentaires soviétiques, mais aussi des pellicules, des documents provenant d’archives de Russie, d’Ukraine, de Pologne, des États-Unis et de France. Ces matériaux aident à mieux comprendre la « cuisine » des auteurs de chronique cinématographique et à apprécier la part de documentaire et la part de liberté artistique dans ces films. La mission des documentalistes soviétiques est de « fixer » ce qu’ils ont vu, mais ils leur est aussi important d’éveiller une émotion chez le spectateur. A l’aide de diverses techniques artistiques, par exemple en accentuant l’attention sur des détails bien précis, les opérateurs ont souhaité amener le spectateur à compatir.

Hormis cela, quelques films ont été complétés par des scènes scriptées, des reconstitutions, qui ne pouvaient être filmées au moment même où elles se sont déroulées. Les auteurs ont entretenu une relation ambiguë envers de telles scènes.

Certains les ont considérées comme compléments naturels du documentaire, d’autres ont essayé d’éviter les scènes reconstituées, sachant que le spectateur sentirait l’aspect artificiel de ce qui se passe à l’écran.

En parlant d’émotions, les spectateurs les plus délicats doivent faire particulièrement attention: les séquences montrées à l’exposition ne sont pas pour les âmes sensibles. Les piles de lunettes, de bottes et de jouets appartenant aux victimes du camp d’Auschwitz sont plus atroce encore que les corps mutilés et les enfants souffrant d’épuisement. Un témoignage muet des plus effrayantes pages de l’histoire humaine.

Au final, l’exposition actuelle n’est pas seulement une réflexion sur le documentaire soviétique, mais aussi une tentative très opportune de différencier histoire et idéologie, bien qu'elle soit loin d'être l'unique.

L’exposition « Filmer la guerre. Les soviétiques face à la Shoah (1941—1946) » dure jusqu’au 27 septembre.

Pour en savoir plus sur l’expo :http://filmer-la-guerre.memorialdelashoah.org/index.html

8 commentaires

  1. Michel dit :

    В СССР не отрицали геноцид евреев. Это просто навет. Не было лишь элемента сакральности. Зато на Западе умалчивают планируемый немцами геноцид образованных славян (поляков и русских) при порабощении масс, которые должны были оставаться малограмотными (план «Ост»). Кстати, также умалчивают американский план атомного истребления именно великорусского населения («Дропшот»).

  2. Bear dit :

    Мичел, геноцид евреев не отрицали, но о нем не говорили. Писать о нем было, фактически, запрещено, причем негласно. Однако, запрет был не очень жестким. Вышло два «Бабьих яра» — Евтушенко и Кузнецова. В русской русскоязычной литературе это едва ли не все. К тому же вызвали скандал. Кое-что было в еврейской литературе: «На чем держится мир» Ицхака Мераса, «Свечи на ветру» Григория Кановича. Но очень мало. В центральных газетах не было в принципе (отдельный разговор – антисионистские публикации по принципу «Вот вас давили, мы это признаем, а сейчас вы сами стали бяками»). Так что это не отрицание, а, используя любимое словечко советской пропаганды, «замалчивание». Но это лишь в отношении текстов. А в отношении мемориалов – КАТЕГОРИЧЕСКОЕ ЗАПРЕШЕНИЕ. Вспомните истории с тем же Бабьим яром, ставшим символом советского отношения к памяти жертв: это пятно не смыть.

  3. К. Васич dit :

    А В. Гроссман? А М. Ромм?

  4. Bear dit :

    Гроссмана когда опубликовали? В 1980 г. в Лозанне. Об охоте за его рукописью «Жизнь и судьба» читали? Конфискована КГБ в 1961.

    Как назывался фильм Ромма? «Обыкновенный фашизм» или «Обыкновенный Холокост?». Т.е., это был фильм обо всех преступлениях фашизма, где геноцид евреев был среди других (я даже не уверен, что там звучало такое слово «Холокост»). И там как раз говорилось о планах по уничтожению славян. Еще раз повторяю: Мичел совершенно прав, утверждая, что геноцид евреев не отрицался. Но он прятался за геноцид советского народа. Я читал рассказы участников о подготовке фильма, и о том, как Ромм тщательно избегал любых внешних ассоциаций, выходящих за рамки того, что он называл «фашизмом» (в реальности, речь шла о нацизме). Ромм гениален: сумел подготовить фильм так, что тот прошел сов. цензуру.

    Чтобы было понятно отличие: вот мы с Вами сейчас говорим о преступлениях фашизма/нацизма, о Холокосте, и Вам кажется, что в фильме обо всем сказано. Тест: помнили ли Вы в ходе дискуссии о втором массовом геноциде, который организовали нацисты? Ведь абсолютному уничтожению должны были быть подвернуты два народа. Евреи. И цыгане. 999 шансов против одного, что не думали (хотя допускаю, что кто-то из читателей Русоча мог вспомнить и без моего напоминания). Так и после просмотра фильма: запоминался ужас нацизма и преступления против человечности. А евреи, цыгане... Кто ж их считает. И память уютно убаюкивалась.

  5. К. Васич dit :

    «Треблинский ад» В. Гроссмана опубликован в 1958 г. А «Обыкновенный фашизм» основательно порезала сов. цензура

  6. Michel dit :

    Бэр, я же напомнил о том, что «не было лишь элемента сакральности», имея в частности в виду употребление таких слов как «Холокост» и «Шоа», на что Вы как бы сетуете, Кроме того, планируемое немцами истребление польской и русской культурной элиты при порабощении безликой массы равносильно не менее «абсолютному уничтожению» поляков и русских, а этого не следует кощунственно отрицать.

  7. Bear dit :

    Вы сами дополняете картину: не смотря на всю осторожность Ромма, фильм основательно порезали. Замечу еще, что после прохода по экранам в 1965-66 фильм надолго был изъят из широкого проката и какое-то время не показывался ваааще – Суслов поработал. А что касается « Треблинскoго адa» В. Гроссмана, то это переиздание брошюры сентября 1944, написанной военным корреспондентом по горячим следам пoсле освобождения. Тогда, как обвинение злодеяний фашизма, это прошло. Брошюра была на Нюрнбергском процессе. И, по всей видимости, под эту марку очерк беспрепятственно прошел цензуру в сборнике с другими текстами под скромной обложкой « Повести, рассказы, очерки » в 1958. Интересно, какую роль эта публикация сыграла в слежке за Гроссманом и изъятии рукописи в 1961? Слова « холокост » и « геноцид » там отсутствуют: они в 1944 еще не использовались в современном смысле. Думаю, что это дало возможность пройти цензуру в 1958.

  8. JULY dit :

    Из воспоминаний Михаила Ромма: «Как-то я сидел в компании сравнительно молодых людей. Зашел разговор о фашизме. Зашел в связи с тем, что по телевидению передавалась международная хроника и в ней — кадры, показывающие современных фашистов: не то в Аргентине, не то западногерманских реваншистов, точно теперь не помню. И оказалось, что молодежь понятия не имеет, что такое фашизм в самом существе своем. Война для них — прошлое их отцов, война ушла куда-то очень далеко. Они, конечно, много слышали и читали о фашизме, но не всему до конца верили из того, что слышали и читали. И их удивило мое волнение, страсть, с которой я говорил о фашизме. Они не придавали большого значения фашизму, вернее сказать, они считали его мертвым, а некоторые даже склонны были полагать, что в разговоре о фашизме много преувеличений.» С тех пор прошло 50 лет...

Laisser un commentaire

Votre adresse de messagerie ne sera pas publiée.

Envoyer un message
  1. (champ obligatoire)
  2. (e-mail correct)